Второй пример – тоже женщина, психотерапевт, пытающаяся с моей помощью повысить свою профессиональную квалификацию. Она просила меня больше высказывать свое мнение о ней, говорить все, что я о ней думаю; она хотела, чтобы я давал больше интерпретаций. Все это не могло не затронуть мой нарциссизм, и я начал давать интерпретации. Через несколько сеансов я высказал ей ряд своих предположений: она встревожена тем, что она мне не нравится и что я скрываю от нее это свое отношение; она встревожена тем, что я не говорю о том, что хочу избавиться от нее, или же я не понимаю, что происходит, но не говорю этого, чтобы не терять свей власти над ней; я поддерживаю собственное превосходство за счет того, что многого не договариваю, на самом же деле я презираю ее за недалекость, глупость и т. п. Ни одно из этих предположений не произвело на нее ни малейшего впечатления.
Однажды она сказала: «Я просто хочу, чтобы вы стали больше похожи на меня. Я хочу видеть, что происходит у вас внутри, и сравнить с тем, что происходит у меня внутри. Мне нужно знать, похожи мы или нет». Она хотела ощутить сходство, одинаковость. Будучи ребенком, она постоянно чувствовала себя чужой в своей семье, неким инородным элементом. И это чувство до сих пор живет внутри нее. Она хочет знать, что я думаю по тому или иному поводу, потому что хочет понять, чувствую ли я то же, что и она, или наши мысли и ощущения различны. Она хочет, чтобы я был как она, это поможет ей понять, что она не одинока в этом мире.
Мое взросление сопровождалось аналогичными трудностями; я тоже всегда чувствовала свою чужеродность. Но я по-другому решил эту проблему, и именно поэтому я не сразу понял, чего хочет она. Она постоянно лелеяла надежду быть похожей на других, я же, еще будучи ребенком, сдался. Став в конце концов аналитиком, я нашел для себя некий модус существования, в котором мог бы немного отстраняться, сохраняя при этом связь с другими людьми. Анализируя мысли и чувства других людей, свои я мог оставить при себе. Для нас обоих понимание другого является необходимой связью, позволяющей справиться с чувством собственной чужеродности и неприкаянности. Это можно считать особым типом отношений с другими, который позволяет сохранять известную отстраненность. В работе с людьми, имеющими схожие с тобой трудности, синхрония становится очевидной; два человека оказываются связаны не просто во времени и пространстве, но и на уровне общего для них смысла.
Духовная важность эмпатии
По словам Кохута, эмпатия – это способность «вдумываться и вчувствоваться во внутреннюю жизнь другого человека» (Kohut, 1984, p. 82). Эмпатическая связь может быть установлена на разных уровнях (Hart, 1999). На самом поверхностном уровне мы понимаем, что переживает другой, но сами остаемся за пределами этого переживания, возможно потому, что не хотим в него углубляться и погружаться в боль этого человека. На более глубоком уровне эмпатии мы как бы ощущаем себя в чужой шкуре, однако сохраняем чувство личной идентичности. В предельной ситуации терапевт может настолько глубоко проникнуть в мир другой личности, что буквально переживает «превращение в другого, сливаясь с ним в одну общую самость» (там же, p. 119). В ряде своих работ Марер утверждал, что правильнее говорить не об эмпатии, а об упразднении дихотомии «субъект-объект» (Mahrer, Boulet, Fair weather, 1994). В такие моменты мы можем точно сказать, что думает и чувствует другой человек, как если бы мысли или эмоции висели в воздухе и всецело не принадлежали даже тому, кто их высказывает. Обе личности находятся под воздействием образов или эмоций, возникших в окружающем нас поле, и невозможно точно сказать, откуда они взялись. На уровне единого сознания терапевтические проблемы не относятся к конкретному индивиду, они принадлежат всему человечеству. В такие моменты чувство разделенности покидает кабинет терапевта. И дело не только в том, что мы как бы отбрасываем себя ради того, чтобы прочувствовать внутренний мир другого, или стараемся понять другого на основе понимания самого себя. Скорее, на какое-то мгновение исчезает сама граница между двумя личностями, обе оказываются внутри одного сознания, которое можно было бы назвать психическим единством. Для описания этого переживания Харт (Hart, 1997) использует термин «трансцендентная эмпатия», принадлежащий Гуссерлю. Спринкл называет подобное слияние двух личностей «психологическим резонансом» (Sprinkle, 1985, p. 206). Эмпатия – это состояние сознания, в котором мы связаны друг с другом и при этом находимся внутри всеобъемлющей Самости. Будучи центральным архетипом, Самость позволяет нам почувствовать целостность, и отсюда понятно целительное действие эмпатии.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу