Вильгельм Райх - Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков

Функция второй пары противоположностей, либидо-деструкция, претерпевает теперь новое изменение из-за того, что внешний мир отказывает в удовлетворении не только либидо, но и деструктивного влечения. Эта фрустрация деструктивных намерений снова осуществляется угрозой наказания и тем самым усиливает нарциссическую готовность к бегству, катектируя страхом каждый деструктивный импульс. Возникает четвертая противоположность – деструктивное влечение и страх, – которую, хотя она и лежит еще на поверхности структуры личности, так и не смогла преодолеть вся индивидуальная психология Адлера. Процесс образования в психической аппаратуре все новых противоположных стремлений из противоречий между предшествующими стремлениями продолжается. С одной стороны, деструктивная тенденция усиливается либидинозными намерениями человека; любая фрустрация либидо порождает деструктивные намерения, которые легко могут перейти в садизм, поскольку он объединяет в себе деструктивное и либидинозное намерения. С другой стороны, деструктивность усиливается готовностью к страху и намерением избежать вызывающего страх напряжения или его устранить привычным деструктивным способом. Но так как каждое из этих вновь возникающих намерений приводит к тому, что внешний мир начинает занимать карающую позицию, становится ясно, что в результате возникает порочный круг, который начинается с первого порождающего страх ограничения отвода либидо. Торможение агрессивных импульсов со стороны угрожающего наказанием внешнего мира не только вызывает повышенную тревогу и более, чем обычно, препятствует отводу либидо, но и создает новую противоположность, обращая деструктивные импульсы, направленные против мира, отчасти против Я и таким образом добавляя в качестве противника к деструктивному влечению влечение к самоуничтожению, к садизму – мазохизм.

Чувство вины в этом контексте – поздний продукт, результат конфликта между любовью и ненавистью по отношению к одному и тому же объекту; динамически чувство вины соответствует интенсивности сдержанной агрессии, что равносильно интенсивности сдерживающего страха.

Это выведение общей теоретической картины психических процессов из клиники неврозов, в частности мазохизма, в результате приводит к двум заключениям: 1) мазохизм, о чем свидетельствует также непосредственное наблюдение над детьми, представляет собой лишь очень поздний продукт развития. Обычно он редко встречается до третьего или четвертого года жизни и уже поэтому не может быть выражением первичного биологического влечения; 2) все феномены психической аппаратуры, из которых, как полагают, можно вывести влечение к смерти, следует разоблачать как признаки и последствия нарциссического (не мышечного) бегства от мира: самоповреждения являются выражением деструктивности, обращенной против собственной персоны; физическое разрушение, вызванное хроническими невротическими процессами, оказывается следствием хронических неполадок в сексуальной экономике, хронического воздействия неустраненных внутренних напряжений, имеющих физиологическую основу. Таким образом, оно является результатом хронического душевного недуга, объективно обусловленного, но субъективно нежелательного; сознательное стремление к смерти, покою, небытию («принцип нирваны») возникает только при условии сексуальной, в особенности генитальной, неудовлетворенности и безнадежности и является, следовательно, выражением окончательного смирения, бегства в ничто от ставшей исключительно неприятной реальности, это ничто благодаря примату либидо снова репрезентировано лишь как представление о другого рода либидинозной цели, как то: покоиться в материнской утробе, быть опекаемым и защищаемым матерью. Каждое направление либидо, противоположное внешнему миру, которое соответствует отступлению к собственному Я, словом, любое нарциссическое проявление регрессии, выдвигалось как доказательство существования влечения к смерти; и все же это не что иное, как реакция на реальную фрустрацию – вследствие нашего общественного устройства или прочих влияний внешнего мира – удовлетворения либидинозной потребности и утоления голода. Если эта реакция, несмотря на отсутствие реальных поводов в настоящем, полностью сформирована, то как раз в анализе мы имеем подходящий инструмент для доказательства того, что именно фрустрации либидо в раннем детском возрасте и вынудили сбежать из мира в собственное Я и создали психическую структуру, которая в дальнейшем делает человека неспособным пользоваться предлагаемыми миром возможностями получать удовольствие. Именно меланхолия, которую так любят привлекать для доказательства влечения к смерти, показывает со всей очевидностью, что склонность к самоубийству представляет собой грандиозную надстройку над фрустрированной и вследствие полного торможения генитальных функций фиксированной оральностью, затем – над особенно сильно выраженным, соответствующим этой ранней ступени и усиленным огромным застоем либидо деструктивным импульсом, который, будучи сдержанным и обращенным вспять, не может найти иного выхода, кроме саморазрушения. Стало быть, человек разрушает себя не потому, что принужден к этому биологически, не потому, что этого «хочет», а потому, что реальность вызвала внутреннее напряжение, которое стало невыносимым и может быть устранено только путем самоуничтожения.