Маршал Салинз - Экономика каменного века

Название исследовавшейся Посписилом деревни папуасов капауку.

Может быть высказан довод о необходимости включить в домашние квоты потребления, а следовательно, и в наклонную нормальной интенсивности, добавочное количество сладкого картофеля, эквивалентное количеству корма для

свиней, который необходим для обеспечения нормального рациона свинины на душу. Помимо того, что могут быть приведены и доводы против этого, опубликованные данные не дают возможности сделать подобные подсчеты.

Подобные же побуждения обнаруживались и у пигмеев Итури: «Когда охотники возвращаются на стоянку, все немедленно приходят в возбуждение: остававшиеся на стоянке толпятся, ожидая рассказов о том, как прошла охота, и, возможно, нескольких кусков сырого мяса. В этой суматохе можно заметить мужчин и женщин, но чаще женщин, украдкой прячущих часть своей доли под листья, которыми крыта крыша их хижины, или в стоящий поблизости пустой горшок. Ведь хотя какой-то дележ произойдет прямо здесь, самый главный будет на семейной стоянке, и семейные интересыютнюдь не полностью подчинены лояльности общине, так что здесь нет никакого мошенничества» (Turnbull, 1965, р. 120; ср. Marshall. 1961,p.231).

Это выражение Л. Алтуссера. См. его разбор «L'object du Capital» [«Предмет капитала», — Примеч. пер.] (Althusser, Ranciere, et al., 1966, vol. 2).

Данная Ферсом интерпретация конфликтов социальных интересов, согласно которой они являются оппозицией между индивидом и обществом, к сожалению, провоцирует грандиозные мистификации, превалирующие в настоящее время в сравнительной экономике: здесь антропологи объединяются с экономистами в попытках доказать, что дикарями часто руководит грубый эгоизм и что даже бизнесмены преследуют более высокие цели. Отсюда вытекает, что люди везде действуют, руководствуясь смешанными мотивами — как «экономическими», так и «не экономическими», и классическое «экономическое» поведение везде, в принципе, одинаково, его валидность при анализе универсальна. С одной стороны, хотя «туземец» вступает в реципрокный обмен не ради непосредственной материальной прибыли, он все же видит в нем реальную пользу, коль скоро подарок, сделанный сейчас, когда дарящий смог это себе позволить, возможно, будет возвращен позднее, когда в нем будет острая необходимость. С другой стороны, буржуазия известна своими вкладами в благотворительность и прочими способами извлечения духовной пользы из материальной прибыли. Объективная отдача при конкретном использовании ресурсов, направленном на извлечение максимальной выгоды или на что-то еще, смешивается таким образом с собственным конечным отношением субъекта экономики н процессу. И то и другое называется «пользой» или «результатами». Возвраты de facto таким образом смешиваются с удовлетворением интересов субъекта, мотивации субъекта — с существом его деятельности. Но ведь при этом игнорируются реальные различия в обращении товаров ради кажущегося сходства получаемого удовлетворения. Несостоятельность попыток «школы формализма» извлечь принцип индивидуальной максимизации из его буржуазного контекста и распространить yf весь мир убийственно демонстрируется данной путаницей (ср. Burling, 1962; Cook, 1966; Robbins, П ] 1935; Sahlins, 1969).

Эти колебания обсуждаются дальше в главе 5. Они определяются, с одной стороны, правилом, согласно которому щедрость имеет тенденцию к расширению, когда в обществе проявляются различия в благосостоянии, и, с другой стороны, способностью социальной системы, при той форме конститу-циональной солидарности, которая ей присуща, к поддержанию этой исключительной щедрости, — способностью, снижающейся по мере нарастания общего бедствия.

Если придерживаться терминологии, принятой в главе 5, можно сказать, что в этот период снижались показатели объединения и генералиэованной реципрокности параллельно с возрастанием негативной реципрокности.

Мы сможем вскоре увидеть, что этот принцип реализуется в разных формах. А в некоторых случаях вся схема иерархии статусов отдается в распоряжение свободной игры щедрости, как. например, у бусама, где «отношения между должниками и кредиторами создают основу системы власти» (Hogbin, 1951, р. 122).

«Взаимопомощь» (Mead, 1934, р. 336), «постоянная реципрокность между вождем и народом» (Firth, 1959а, р. 133), «взаимная зависимость» (Ivens, 1927, р. 255). Другие примеры см. Richards, 1939, pp. 147-150, 214; Oliver, 1955, p. 342; Drucker, 1937, p. 245. См. также главу 5. Говоря о «реципрокности», я имею в виду идеологическо-экономические отношения между лидером и населением, над которым он стоит, а не какую бы то ни было ее конкретную форму. Этой формой, с точки зрения технической, может быть и «редистрибуция». [Редистрибуция — «термин, получивший широкое распространение в экономической антропологии, особенно среди сторонников субстантивиз-ма. В самом общем виде редистрибуцию можно определить как собирание воедино большей или меньшей части продукта, созданного в той или иной человеческой группе, чаще всего его концентрацию в руках ее главы, с последующим его распределением внутри той же самой группы». Основоположник субстантивизна К. Поланьи «рассматривал редистрибуцию как одну из трех основных, наряду с реципрокацией и рыночным обменом, форм интеграции экономики» [Ю. И. Семенов. Редистрибуция // Свод этнографических понятий и терминов. Социально-экономические отношения и соционормативная культура. М., 1986, с. 169). — Примеч. пер.] Ведь редистрибуцию можно понимать и как форму реципрокности. Она и санкционируется как централизация реципрокностей.