Стивен Хайес - Освобожденный разум. Как побороть внутреннего критика и повернуться к тому, что действительно важно

Как может молодая женщина, которую неоднократно насиловали, когда ей было десять лет, просто взять и победить свою эмоциональную боль? Как ей убрать руку с этой горячей плиты? Она не может просто стереть воспоминания, эхо пережитого будет с ней вплоть до могилы. Как мы уже видели, наши воспоминания настолько глубоко врезаны в сложные мыслительные сети разума, что могут активироваться снова и снова в любой момент, даже тогда, когда мы думаем, что уже справились с ними. Их могут активировать вещи, лежащие вне осознания, только потому, что они оказались связаны друг с другом. Они могут активироваться даже во снах.

Давайте рассмотрим один из путей, как это происходило с Сэнди, чтобы понять, каким образом наша мысль становится избегающей. Услышанное слово «любовь» или мысль о моменте любви может активировать в ней мысли об изнасиловании, поскольку два этих понятия вполне могли соединиться в ее уме по принципу противоположностей. Подобный реляционный фрейм можно легко вызвать в сознании, что я иногда практиковал на семинарах в качестве легкой иллюстрации. Я начинал говорить тихим голосом, постепенно повышая его. Простой перемены обычно достаточно, чтобы большинство участников подумало о противоположном, поэтому, когда следом я говорю слово « холодно » и спрашиваю, о чем подумали участники, они отвечают мне: о слове « горячо ».

Наши сосредоточенные на решении проблем умы полагают, что избегание болезненных воспоминаний, равно как и болезненных событий настоящего, в высшей степени логично, но представленный пример вновь показывает нам, что это невозможная задача.

Холодное напоминает нам о горячем; любовь может напомнить нам об изнасиловании.

Опыт Сэнди с избеганием показывает также, как отрицание собственной боли отключает нас от заключенной в ней мудрости. Ужасающее последствие сексуального насилия над ребенком – высокая доля вероятности, что он вновь станет жертвой насилия, если будет подавлять свою боль, вызванную насилием. Как раз это и произошло с Сэнди.

Когда ей было шестнадцать, на одном из публичных собраний в церкви у нее состоялся фантастический разговор с мужчиной лет двадцати пяти. Ее интеллект полностью раскрылся, а он весь обратился в слух. Она чувствовала себя согретой его вниманием и была польщена тем, что он оценил ее ум. Когда все стали расходиться, он спросил, не хочет ли она поехать к нему и продолжить разговор там. Конечно же, она хотела! «Я была так глупа, – сказала она. – Я думала, что он действительно хочет продолжить беседу. Я не смогла оценить ситуацию. Как будто у меня были закрыты глаза».

Оказавшись в доме нового знакомого, через несколько минут она поняла, что что-то не так. Он странно улыбался, когда говорил, и стоял слишком близко к ней. Вскоре он уже расстегивал ее блузку и подталкивал к дальней спальне. Она сопротивлялась, но он был сильнее. «Как и в десять лет, я знала, что делать», – сказала она. Она слабо протестовала, слегка всхлипывая, когда он насиловал ее на кровати.

Когда он заснул, она собрала свою одежду и ушла. Возвращаясь домой, Сэнди тихо плакала. И снова ей не хотелось никому об этом рассказывать. В маленьком городке, где она жила, его уважали. «Я думала, это моя вина, – сказала она. – Я думала, они будут спрашивать, что же я сделала такого, чтобы заслужить это».

Когда она рассказала о случившемся друзьям, они были ошеломлены поведением парня, но в каком-то смысле они также винили и ее. «Что? – в ужасе переспрашивали друзья. – Пойти домой и поговорить?! Разве ты не понимала, что он собирается сделать?!»

Нет, не понимала. По крайней мере, она не могла сознательно получить доступ к этой информации, потому что бессознательно проверяла свои эмоции давным-давно. Так происходит со многими, пережившими сексуальное или межличностное насилие. Они склонны как к эмпирическому избеганию, так и к алекситимии, что, как вы помните из первой главы, является состоянием, в котором люди не знают, как идентифицировать и описать свои чувства. Это один из самых пагубных способов, которым люди отрицают эмоции.

Если вы не знаете, как назвать свои эмоции, вы не можете говорить о них, то остается лишь маленький шаг до того, чтобы убедить себя, что они вовсе не существуют.

Дети особенно подвержены такому защитному механизму, однако он с легкостью переходит во взрослую жизнь.

Что особенно печально, так это то, что те, кто становится алекситимиками в детстве в результате сексуального насилия (абсолютно нормальная и понятная реакция на ужасную ситуацию), затем с большей вероятностью повторно становятся жертвами в более зрелом возрасте, как это было с Сэнди. Отключение от эмоций снижает способность переживших насилие людей чувствовать. Это опасно. Как человек, который может оставить руку на горячей плите и не знать об этом, Сэнди была склонна пойти в дом к любому, кто был небезопасен для нее, просто потому, что она скрывала собственные чувства от самой себя. Алекситимия не позволяла ей адекватно реагировать на сигналы о том, что собеседник может напасть на нее. Кроме того, Сэнди испытывала тревогу, депрессию, социальную изоляцию и одиночество, употребляла психоактивные вещества – всему виной было избегание.