Борис Шипов - Великая ложь. Теория любви - мифы и реальность.

Ученые различают отцовство биологическое и социальное. Биологический отец — понятно и без объяснений. Социальный отец — это тот, кто фактически воспитывает и содержит ребенка. Обычно оба отцовства совпадают, но нередки и случаи расщепления, когда биологическое отцовство принадлежит одному, а социальное — другому. Пример — усыновление.

Народы, сохранившие обычаи родового строя, знают только отцовство социальное, о биологическом они даже не задумываются и не понимают его. Отец в их представлении — это тот, кто (с согласия матери, конечно) объявил о принятии на себя обязанностей по содержанию ребенка. В некоторых случаях для заявления об отцовстве нужно выполнить определенные символические действия: оплатить услуги повивальной бабки, посадить перед входом в хижину дерево и т.п., в других случаях обходятся и без церемоний.

Интересный пример — шерпы, живущие в Гималаях. У них женщина может иметь несколько мужей, часто это братья. Шерп объясняет журналисту, насколько это удобно, когда у женщины два мужа. Далее следует поучительный диалог:

«– А у тебя одна жена или две? Или одна жена с кем-нибудь на двоих?

– У меня вообще нет жены. Но у моего отца и его брата была одна жена.

– Твой отец и брат... Минутку, а откуда ты знаешь, кто из них твой отец?

– А правда, я действительно не знаю! Никогда над этим не задумывался. Разве это так важно?» {315}

Сущность моногамного (патриархического) брака, его определяющая черта не в арифметическом соотношении: один муж и одна жена на всю жизнь. Сущность его в том, что женщина полностью лишена каких бы то ни было прав: до замужества она во власти отца, который может продать, может даже убить ее — если она опозорила честь семьи, а после замужества она принадлежит мужу. Когда моногамный брак существует в чистом виде, когда на него не накладываются пережитки родового строя и еще не обозначилось результаты движения за равноправие, женщина за порогом своего дома — пустое место: она не может заключать сделок, занимать должностей, владеть имуществом, выступать в суде.

В силу этого между восточным многоженством и западным единобрачием не было принципиальной разницы: просто на Востоке мужчине дозволялось состоять в нескольких брачных союзах одновременно, но каждый из этих союзов по своим основным чертам был такой же, как при моногамии.

Понять это поможет следующий исторический пример. В ходе Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.) Европа довоевалась до того, что мужчин почти не осталось, особенно в Германии. И тогда нюрнбергский крейстаг принял решение: « … С этих пор в продолжение следующих десяти лет каждому мужчине разрешается иметь двух жен» {316}. Из чего не вытекает, что в Германии появилась новая форма брака — полигамия. Просто мужчинам, как и на Востоке, разрешили состоять в двух брачных союзах одновременно.

Кстати, в соответствии с шариатом, восточное многоженство — это не «групповушка» с несколькими женами в одной кровати и не гарем. Коран вообще-то предписывает правоверным единобрачие, а многоженство (до четырех жен) лишь допускает — в первую очередь ради заботы о сиротах и вдовах. При этом муж по возможности должен обеспечить каждой из своих жен с детьми отдельный дом или иное жилище. А «групповушка» Кораном строго запрещена. Как видим, в идеале это полностью совпадает с германским «многоженством».

Что же касается гарема, который неизменно всплывает во всех разговорах о восточном многоженстве, то он вообще никакого отношения к форме семьи не имеет. Это прихоть богатых и сильных, для которых законы не писаны. Э. Фукс в своей книге описывает «Парк оленей» короля Людовика XV, где воспитывались несколько десятков девочек-малолеток, по мере созревания подаваемых на ложе короля в виде особого угощения. Это не говоря о штате придворных дам, также ничем от гарема не отличавшегося. Папа Иоанн XXIII, в прошлом пират, единственный из пап, кто был официально низложен, превращал в собственные гаремы женские монастыри. Ну и что? Значит ли это, что во Франции и Италии существовали две формы брака? Ничего не значит. Точно так же ничего не значат гаремы восточных владык и гаремы из крепостных, которые устраивали себе русские помещики.

Брак, который мы наблюдаем сейчас, уже не патриархический: утрачена его определяющая черта — бесправие женщины. Теперь очень важный момент. Половая мораль, то есть неписаные законы, регулирующие отношения между полами, определяющие, что такое хорошо и что такое плохо, — не вечна. При парном браке она была одной, при моногамии стала совсем другой. Почему же старая мораль непременно должна сохраниться при новой, четвертой по счету, форме брака? Несколько десятилетий она сохранялась по инерции, — это общее свойство всех моральных норм, не только в области отношений полов — а теперь стала изменяться. То, что мы называем сексуальной революцией, и есть смена морали, обусловленная сменой формы брака. В Западной Европе смена началась примерно в 60-х годах XX века, через два-три десятилетия добралась и до России.