Лукьянов Ф.А.: Получилось, надо сказать.
Карасова Т.А.: Да, но не так, как предполагалось. Был перечень больших проектов, которые полностью брал на себя Израиль. Хай-тек, десолонизация и другие, которые действительно могли бы значительно взбодрить экономику арабского мира. Притом они думали, что из их рук это будет не очень хорошо, и они договаривались с Китаем о том, что израильская помощь и проекты пойдут через Китай. Это не принимается, отвергается с негодованием, потому что именно идея об особой стати и истории арабского мира – эта та самая идея, которая порождает потом возможные конструкции, которые идут в разные стороны, в частности конструкции, из которых появляются идеи Халифата.
У меня такой вопрос: раз уж идея исламского халифата, обращенного в прошлое, и раз лидер самого этого ИГИЛ назвал себя Аль-Багдади, то по логике вещей им нужно было идти не в Сирию, а задуматься над тем, чья Мекка и Медина, чтобы стать совсем великим Халифатом. В первых программных документах об этом и говорилось, почему сейчас это вообще исчезло, об этом не говорится и список приоритетов сильно изменился?
Кузнецов В.А: В первых документах «Исламского государства», еще даже в его бытие не как ИГ, а как «Аль-Каиды», все-таки говорилось, что первая задача – это разрушение системы Сайкс-Пико. Это ключевой момент. Получается, что именно эти товарищи во многом определяют дискурс. Разрушение Сайкс-Пико провозглашается в 2006 году, а мы об этом говорим последние два года. Они говорили о конфессиональных разломах как об основных линиях деления тоже бог знает когда. Кто определяет повестку дня? Получается, что они. Что касается Мекки и Медины: есть первичная цель – Сирия, Асад, курды, Ирак, потом последуют дальнейшие цели. Я думаю, что этот вопрос с повестки дня далеко не снят, конечно, он возникнет.
Карасова Т.А.: Просто эта идея тоже могла бы послужить консолидации и привлекательности, нет?
Кузнецов В.А.: Мне кажется, что сейчас есть другие факторы привлекательности, а такая постановка вопроса ведет ко многим рискам.
Пряхин В.Ф., РГГУ: Я не востоковед по образованию, но мне пришлось три с половиной года проработать в Центральной Азии: в Таджикистане, Киргизии, в том числе в довольно трагические периоды, и у меня сложилось такое практическое убеждение, что религия, как социальное, философское, мировоззренческое явление, возникла как философская база государственности.
Взять такое интересное государство, как Киргизия, которое рассечено по Тянь-Шаню цивилизационным разломом. На севере президент, пусть даже временный, может по ТВ совершенно спокойно говорить, что она атеистка. А на юге водитель может просить вас остановиться и говорить: «Господин посол, я должен остановиться, потому что нужно выполнить намаз», – и вы это приемлете как таковое. Поэтому в трагических событиях 2010 года секуляристский светский север оказался слабее исламизированного юга, на котором была выдвинута четкая идея. Идея построения государства, которое на арабском востоке называется ИГ, а там ФАНО (Фергана-Андижан-Наманган-Ош). Это чистая идея государственного строительства, она имеет глубочайшие корни в древней идее VII века.
Ислам возник как идеологическая основа исламского Халифата, который простерся до Франции, через Пиренеи и т. д. И сейчас мы переживаем интересный исторический контрапункт, когда, с одной стороны, идет завершение строительства арабской государственности, потому что это нонсенс – иметь больше дюжины государств с населением одним, арабским. Они еще не достроили это государство, и ислам выполняет роль идеологии этого объединения арабских стран.
С другой стороны, мы видим кризис государственности на Западе. Он тесно связан с сокращением численности верующих. Самая большая трагедия – развал Советского Союза, это кризис той же государственности. Развал Югославии, развал Чехословакии. Дальше мы имеем развал Испании, где Каталония отваливается от Испании. В Англии в практическую плоскость поставлен вопрос о передислокации британского подводного флота на юг, потому что в Уэльсе вдруг заговорили на валлийском языке, и англичане стали чувствовать себя не очень уютно. Это все является проявлением глобального кризиса цивилизаций.
Мы все приближаемся к точке сингулярности, как говорят физики, на которой степень параметров жизнедеятельности человека приближается к бесконечности. Также известно, что на Западе с их моделью государственности ничего не построишь, мы видим это по проблеме Север-Юг, энергетике, продовольствию, населению и т. д. Необходимо глобальное управление и общая идеология. То, что сформулировано в 21-м пункте Концепции внешней политики России: «Подлинное объединение усилий международного сообщества требует формирования ценностной основы совместных действий, опоры на общий духовно-нравственный знаменатель, который всегда существовал у основных мировых религий, включая такие принципы и понятия, как стремление к миру и справедливости, достоинство, свобода и ответственность, честность, милосердие и трудолюбие». Но от этого 21-го пункта до концепции общего мировоззрения еще очень и очень далеко. И тем более такого мировоззрения, которое сочетало бы в себе научный прагматизм и религиозную пассионарность.
Читать дальше