Из предисловия Уолта Уитмена к изданию «Листьев травы* 1855 г.
33
... У каждого ребенка, возникшего из чрева женщины, бывает время, когда он.как-будто стремглав бежит по темному переулку, где не видно дверей, а сзади ~ охотник, и шаги его звонко раздаются по мостовой. У каждого ребенка - у богатого и бедного, как бы его ни баловали, какой бы уютной и теплой ни была его спаленка,-- бывает время, когда он словно в отзывающейся гулким эхом пустоте и некому прийти на помощь или услышать его, и шелест сухих листьев, несущихся по улице, кажется шорохом подкрадывающегося Ужаса, а потрескивание старого дома - щелканьем взводимого охотником ружейного курка. И даже если взрослые любят маленьких, заботятся о них, они ничем не могут помочь, когда те смотрят в могилу и в широко открытые глаза -- окна в наполненной страхами детской - без всякой надежды на помощь и утешение... самое ужасное и волнующее из всего -- трогательная покорность, с которой ребята принимают свою долю. Да хранит бог малышей! Они расплачутся при виде сломанной игрушки, но с мужеством сжигаемого на костре праведника загородят мать от руки убийцы и перенесут то, что никогда не знали отца. Смерть котенка заставит их рыдать, уткнувшись в такие родные колени матери, а, может быть, придет время, они будут лишними в доме, и тогда они уложат свои пожитки в старую картонную коробку, перевяжут ее бечевой и пойдут искать другую улицу, другой дом, другую дверь. Да сохранит их бог! Они перенесут... Ветер и холодный дождь... Они перенесут.
В тени ветвей, залитых лунным светом, ребенок видит тигра, а взрослые говорят: да нет никакого тигра, спи же! Он спит - и тигр в его снах, тигр в ночи, дыханье тигра там, за оконным переплетом. Да хранит бог малышей! У каждого в снах - хищник, преследующий их вдоль темной реки, страшной, безмолвной, отрезающей путь. Каждый из них одинок и безгласен, ибо нет слов, рассеивающих страхи детей, нет ушей, которые слышали бы их, нет никого, кто бы понял их, если б даже услышал. Да хранит бог маленьких детей! Они перетерпят. Они вынесут...
Дэвис Грабб, Охотник в ночи.
34*
Спокойно море в тишине ночной.
Прилива час... Луна плывет, сияя,
Над брегом Франции и луч свой голубой В пролива гладь задумчиво роняет.
Луна плывет... Из вод спокойных ввысь Утесы Англии, мерцая, поднялись.
Взгляни в окно: как тихо и светло!
И только там, где жемчуг пенных брызг,
Лаская землю, море принесло,
Там - слышишь? - ропот и немолчный плеск:
К подножью скал серебряной толпой В покорном беге волны то прильнут,
То схлынут вновь и гальку за собой Назад с ревнивой нежностью влекут.
Шумит прибой, и вдаль уносит он Печали вечной неизбывный стон.
Меттью Арнольд, Дуврский берег.
35
... Теперь навек прощай,
Душевный мир! Прощай покои! Прощайте, Пернатые полки, большие войны,
Где честолюбие - доблесть. О, прощайте, Храпящий конь и звонкая труба,
Бодрящий барабан, визгунья-флейта,
Державный стяг и все великолепье,
Гордыня, блеск и пышность славных войн!
И вы, орудья гибели, чей рев Подобен грозным возгласам Зевеса,
Навек прощайте! Кончен труд Отелло.
Шекспир, Отелло.
36*
У ночи сотни глаз,
У дня - один навек,
Но солнца свет погас- И мир поблек!
Ум смотрит сотней глаз,
Одним лишь - сердце, но Любви уйти дано- И жизни свет погас.
Ф . В . Бурдийон,У ночи сотни глаз.
37
Линда Ломан (рассказывает сыновьям об отце Вилли Лома не): Я не говорю, что он большой человек. Он никогда не заработывал кучу денег. Его имя не встречалось в газетах. И в характере его не было ничего необыкновенного. Но он же был человеком, и с ним произошло ужасное. Надо уделить ему чуточку вниманья. Нельзя же дать ему просто сойти в могилу, как состарившейся собаке. Вниманье нужно человеку, участье. Вы говорили, что он немножко тронулся. Но вам и в голову не приходило, что его тревожило. Человек измотался. И маленький человек может также устать, как большой человек. В марте исполнится тридцать шесть лет, как он начал работать для компании, находить новые места для распространения ее торговой марки, а теперь, когда он состарился, они отнимают у него заработок... Когда он делал для них дела, когда он был молод, они ценили его. А теперь все его старые друзья, старые покупатели, которые любили его и всегда старались подбросить ему какой-нибудь заказ, или умерли, или отошли от дел. В Бостоне он всегда мог делать по пяти, шести, семи визитов в день. А теперь погрузит свои саквояжи, выгрузит - и уже без сил... Ходить он не может - больше говорит. Отправляется за семьсот миль, доберется до места, а там его не знают, никтс ему не рад. Подумайте, что на душе у человека, когда он снова гонит машину за семьсот миль ~ и ни цента заработка! Поневоле будешь разговаривать сам с собой... А почему? Не приходилось ли ему заходить к Чарли, чтобы занимать по пятидесяти долларов в неделю и потом уверять меня, что это его выручка?Долго могло так тянуться? Долго? Вы видите -- я сижу вот здесь. Чего я жду? А вы мне говорите -- он был бесхарактерный... О человеке, который только для вас и работал! Кто, кто его вознаградит за все?
Читать дальше