Мари Кардиналь - Слова, которые исцеляют

Уличное движение, звук клаксонов, звон трамваев, брань водителей: «Иди на …, кретин», «… твою мать!»; переход улицы в этом гвалте, и на другой стороне – все то же самое. Можно повернуть в любую улицу – налево или направо, поменять маршрут и получить еще кучу впечатлений.

Я обращала внимание на все вокруг, кроме того, как именно я прокладываю себе путь, поэтому все время натыкалась на фикусы, росшие прямо посреди улицы Мишле. Когда я доходила до школы, у мен я кружилась голова, я шаталась, теряла равновесие – контраст был слишком велик! То, чему меня учили, абсолютно не соответствовало тому, что я видела. Милосердие, высокие нравы, гигиена, манеры, осанка! Я понимала, что существуют два образа жизни: наш и людей улицы. В нашем образе жизни я не достигала никаких результатов, а на улице, которая была так привлекательна, мне все казалось проще. Стыдно! Страшно! Ведь мне хотелось нравиться матери, хотелось жить так, как желала она, и все же я чувствовала внутри себя ужасную силу, толкающую меня сойти с дороги, по которой мне следовало идти.

Она остановилась и, опираясь своими руками в перчатках на гранитный парапет, смотрела вдаль – туда, где кончалась улица и где ниже начинался прямолинейный ров, ведущий в город, туда, где еще ниже, в непрекращающемся рабочем шуме, топорщился подъемными кранами порт, туда, где лежал залив, белый от жары и плоский как зеркало, где на горизонте возвышались холмы, – она смотрела туда, где ее воспоминания оставались нетронутыми, замороженными во льду прошлого.

Если бы я тогда знала, какое зло она причинит мне, если бы вместо предчувствий я могла живо представить себе ту отвратительную неизлечимую рану, которую она нанесет мне, я бы завыла. Крепко опираясь на широко поставленные ноги, я нашла бы внутри себя глубокий и сильный стон, почувствовала бы, как он рождается, дала бы ему подняться к горлу, ко рту, из которого он вышел бы сначала беззвучно, как предупреждающий сигнал, затем стал бы резким, как вой сирены, и, наконец, разразился бы, как ураган. Я бы смертельно завыла и никогда не услышала бы тех слов, которые она позволила себе обрушить на меня, как поток острых лезвий.

Там, на улице, всего лишь несколькими фразами она выколола мне глаза, проткнула барабанные перепонки, сняла с меня скальп, отрезала руки, сломала колени, искалечила живот, изуродовала мой пол.

Теперь я понимаю, что она не осознавала того зла, которое она мне причиняла. И я уже не ненавижу ее. Она изгоняла из себя свое безумие и запихивала его в меня, я стала жертвой ее холокоста.

– Узнать что ты беременна в разгар развода! Ты понимаешь, что это значит?.. Я собиралась развестись с мужчиной, от которого ждала ребенка!.. Нет, ты не можешь этого понять… Для того чтобы появилось желание развестись, надо очень не хотеть мужа, не терпеть даже одного его присутствия… Ах! Ты слишком молода, ты не понимаешь, что я хочу сказать!..

Но я должна объяснить тебе, тебе следует знать, как сильно можно пострадать из-за глупости, из-за нескольких мгновений!..

Существуют плохие женщины и плохие врачи, которые могут убить ребенка во чреве. Это страшный грех, за который церковь карает адом, а Франция – тюрьмой. Это один из самых дурных поступков, который может совершить человеческое существо.

Конечно, можно потерять ребенка, которого ты ждешь, естественным образом, то есть без всяких плохих врачей или плохих женщин. Выкидыш могут спровоцировать шок или болезнь, некоторые лекарства, продукты, иногда просто страх. Тогда это уже не грех, а несчастный случай, и все.

Но это не бывает так просто, как можно предположить! Я имею в виду те меры предосторожности, которые принимают в отношении беременных женщин, – чтобы они не утомлялись, не спускались по лестнице без опоры на перила, чтобы как можно больше лежали… Но все это ерунда! Все не так просто!..

Какая жестокость, какая грубость, какая ненависть были в ее глазах и словах – после стольких лет!

– Я, дочь моя, взяла велосипед, который бог весть сколько лет ржавел в сарае, и стала колесить на нем по полю, по вспаханной земле, везде. Ничего. Часами напролет я скакала на лошади: препятствия, рысь – настоящая, не облегченная – можешь мне поверить. Ничего. Как только я оставляла велосипед или лошадь, я шла играть в теннис на солнцепеке. Ничего. Я глотала упаковки хинина и аспирина. Ничего.

Послушай, что я тебе скажу: уж если ребенок зацепился, его уже не отцепишь. А «подцепить» ребенка можно за считанные секунды. Ты понимаешь меня? Понимаешь, почему я хочу, чтобы ты извлекла урок из моего опыта? Понимаешь, что мы попадаем в ловушку? Понимаешь, почему я хочу, чтобы ты это знала и остерегалась мужчин?