Тесс Холлидей - Мой бодипозитив. Как я полюбила тело, в котором живу

Я начала заедать стресс сразу после того, как в маму стреляли.

– Что не так с твоей мамой? Она странно выглядит, – спросил меня в первую же неделю в школе рыжеволосый мальчик. Он спросил это во весь голос, чтобы окружающие дети услышали и посмеялись. Я ему ничего не ответила, просто развернулась и ушла. Тогда я еще не знала, что он станет одним из моих наиболее агрессивных школьных мучителей. Если ты читаешь это – я прощаю тебя, и я понимаю, что многие дети издеваются над другими потому, что и над ними кто-то издевается или дома у них все плохо. Но знай, если мы с тобой встретимся, я тебе всерьез вмажу, и это будет вполне справедливо.

От того, что он сказал о моей маме, мне стало стыдно, и я направила свою злость в не самое рациональное русло. Если честно, я тогда злилась на маму за то, что из-за нее надо мной издевались. Я злилась на детей в школе за то, что их смешило, что моя мама – инвалид, и меня злило то, что мы бедные. Само собой, маминой вины в этом не было, но кто вам сказал, что дети мыслят рационально? Я ужасно хотела вписаться в коллектив, и меня бесило то, что я запятнана просто так, за компанию. Мне было себя ужасно жалко, но я так и не осмелилась рассказать маме о том, что про нее говорят гадости. В глубине души я понимала, что она в этом не виновата. С моей стороны было бы подло обидеть ее, и я рада, что я этого не сделала.

Я много лет с трудом выражала свои эмоции, потому что в моей семье это считалось неприличным.

Этот случай задал тон всему времени, что я проводила в школе. Почти каждый день на игровой площадке или в школьном коридоре в мою сторону звучали гадкие комментарии:

«О господи, посмотри на свои ботинки!»

«Твоя мама дебилка?»

«Ну и каково это – быть нищей?»

«Твоя одежда такая уродская».

Я не могла ответить им и защитить себя, мне было слишком стыдно. Вместо этого я уходила и в одиночестве сидела на какой-нибудь лавочке. Именно там я впервые заела свои печали пачкой Cheetos, и там меня впервые оскорбили за то, как выглядит мое тело.

Пубертатный период настиг меня в достаточно раннем возрасте. Этому поспособствовала склонность к заеданию вкупе с унаследованным от мамы основательным телосложением – большой попой, сильными ляжками и объемными рукам. Мне не успело исполниться и 11 лет, а я уже начала набирать вес, а моя грудь становилась больше.

Я начала заедать стресс сразу после того, как в маму стреляли. В те ужасные несколько дней, когда я не была уверена, что снова увижу ее, я помню, как я все делала на автомате – играла с куклами-капустками, [15]смотрела со своей тетей « Jeopardy!» [16]по телевизору, говорила «да, пожалуйста» и «спасибо», тихонько шла в кровать. Я не хотела никого обременять, но внутри у меня бушевал океан страха и паники. Я не понимала, что происходит с моей мамой, и я не могла довериться своей тете. В моей семье было не принято говорить о том, что чувствуешь.

«Обременять людей невежливо», – говорила Ма. Ее поколение прошло через Вторую мировую войну, и они привыкли терпеть сложности с каменным лицом. Я ни на секунду не сомневаюсь, что мои родственники любили меня, но им никогда не приходило в голову предоставить мне возможность выразить свои чувства, даже в случае такой трагедии.

Я много лет с трудом выражала свои эмоции, потому что в моей семье это считалось неприличным. Сейчас-то я понимаю, что если держать все в себе, то ни во что хорошее это не выльется. Озвучивать свои проблемы гораздо лучше, чем подавлять это желание, – таким образом ты действительно работаешь над отрицательными явлениями в твоей жизни. После того как ты проговорил то, что тебя беспокоит, ты можешь спокойно приступить к поиску решений. Я постепенно пришла к тому, что стала гораздо откровеннее говорить о своих чувствах, и со своими мальчиками я куда честнее, чем моя семья когда-либо была со мной. Я знаю из личного опыта, что, когда люди говорят не всю правду, это только усугубляет ситуацию. Дети куда более выносливые, чем нам кажется.

Нет ничего страшного в том, чтобы заедать свои неприятности, но за гуакамоле все же придется доплатить.

Но тогда, много лет тому назад, мама была единственным человеком, с которым я хотела и могла говорить. Без нее я чувствовала себя потерянной. Я пребывала в состоянии паники. Единственное, что смогло меня отвлечь в тот день, стала миска овощного супа «Campbell», которую поставила передо мной моя тетя Мэрилин. Я обожаю суп. Это один из моих любимых видов еды, и тогда я на мгновение почувствовала себя счастливой. Я окунула в суп ложку и помешала его. Тетя Мэрилин передала мне упаковку мелких крекеров; я наклонила коробку и насыпала себе в тарелку пригоршню. Я начала есть, наслаждаясь сливочной насыщенностью крекеров и вкусом супа. Потом я совершила еще один налет на коробку и замешала в суп новую порцию крекеров. Я продолжала это делать до тех пор, пока вся пачка не оказалась у меня в тарелке. В результате мокрых крекеров получилось больше, чем супа, но мне было так вкусно и так спокойно.