Михаил Андронов - Антисемитизм в метапсихологических очерках

Между богославской (мужской) и богоборческой (женской) — всегда смена знака десексуализированного либидо в точке максимальной репрессивности культуры без изменения знака времени [1]. Наступление танатальной дискретности — момент уравнивания площадей под кривыми десексуализации на мужской и женской фазах. Сведение двадцати фаз к двум — суть Ветхозаветной истории [2]. Да усмотрит здесь знаток гегелевской диалектики Б. М. Парамонов что-то очень важное! «Викторианец» Фрейд давно усмотрел. Написать не успел. Для наглядности представим соответствующие этим фазам наиболее ранние библейские сцены: переход богоборческой (женской) фазы в танатально-дискретную — строительство Вавилонской башни; танатально-дискретная — Вавилонское столпотворение. В дальнейшем нас будут интересовать только женская и танатально-дискретная фазы и обслуживание мифотворчеством последней. Либидо на этих фазах десексуализации и есть гумилевский «Фактор икс». Названия фаз здесь имеют два источника: богославская, богоборческая, танатально-дискретная — Ветхий завет; мужская и женская — по наследованию детьми тотема в тотемическом сообществе [1, 2].

Финал Ветхозаветной истории — ось устойчивого равновесия маятника часов исторического времени. Любому уклонению маятника от этой оси, вызванному мифологемами энергии десексуализированного либидо, будет соответствовать своя референция архаического наследия иудаизма. Результатом бессознательного усвоения этого наследия должно было явиться другое бессознательное — определенный культурно-исторический тип людей. Суть его в одновременных предельных: культурной репрезентативности и репрезентативности внеположности культуре с колебаниями в жестко ограниченных пределах.

Библия — не конец еврейской истории, а всемирно исторический процесс, допускающий раскачку маятника часов исторического времени в широких пределах, а в завершенном иудаизме — в пределах только мужской и женской фаз.Фазы танатального дискретирования, избыточной репрессивности и невротического вымирания оказываются исключенными [2].

Б. М. Парамонов справедливо отмечает, что искусству противопоказано прямоговорение, требуется аллегория, в некотором смысле противопоставляя искусство реальной жизни во всей полноте бытия [6]. Но это самое бытие преподносит в виде устоявшихся понятий умопомрачительные метафоры 23 23 В физике: «странность», «очарование», «кварк»; в теории чисел: «мощность». , и во всей его полноте (включая гуманитарные, естественные и точные науки) прямоговорение тоже отсутствует. Оно внеположно не искусству, а бытию во всей его полноте. Однако толкование этих метафор должно обходиться, по возможности, без художественных образов. Может быть, это в какой-то степени послужит извинением автору за тяжеловесные психоаналитические трюизмы. Приведем только относящиеся к предмету исследования, отметив, что сеть условий этих метафор широко раскинута, чтобы в ней обязательно оказались жертвы. Какая из них будет притянута — зависит от конкретной культурно-исторической ситуации. Итак, вознесение Христа на небо, «призрак бродит по Европе» с середины позапрошлого века, «пролетарии всех стран», которым надлежало соединиться для мировой революции, «Эрос невозможного» Вяч. Иванова, «лучистое человечество» К. Э. Циолковского, «эфирные люди» В. И. Вернадского, «научный» коммунизм, новый мировой порядок (юденфрай), «штепсель, не подходящий ни к одной человеческой розетке» Камиллы Палья [7] суть метафоры массовых и индивидуальных проявлений десексуализированного либидо. К ним следует добавить приведенный Б. М. Парамоновым фрагмент (столь милый для Камиллы Палья) из шекспировской трагедии «Антоний и Клеопатра».

О психоаналитической символике этого фрагмента можно писать трактаты, но сейчас для нас важно лишь то, что «цветы вечерней мглы» еще не Танатос, притом что Эрос уже оставлен, а это значит, что опущены паруса и покинут руль, управляющий человеческой судьбой.