Андрей Курпатов - Мышление. Системное исследование

Матерный язык, используемый моими товарищами, был для меня лишь набором странных звуков. Однако мне вполне хватало контекста ситуации и сопутствующих невербальных стимулов, чтобы понять, о чем идет речь.

То, что это конкретное слово (звук) в действительности означает мужской половой член (а другие подобные слова — другие человеческие органы и действия сексуального характера), я понял лишь из анекдотов, которые ребята безостановочно рассказывали друг другу.

Не понимая анекдота, я проигрывал в голове соответствующую историю, пытаясь представить, что эти слова могут значить, чтобы возник эффект шутки. Остальным действительно было весело, а потому у меня был очевидный критерий, и я достаточно ловко решал эти ребусы.

В конце концов разобрался что к чему — понял действительное значение матерных слов. Причем, даже в тех случаях, когда речь шла и вовсе о загадочных для меня вещах. Например, я вообще ничего не знал тогда про мастурбацию (мои товарищи, конечно, не пользовались научной терминологией и называли ее другими словами). Однако, из череды анекдотов на эту тему мне удалось понять не только значение данных матерных слов, но то, как соответствующее действие производится и к чему оно должно привести.

Это хороший пример того, каким образом мы осваивали значения всех слов, которыми сейчас пользуемся. То есть, язык (точнее — использующие язык другие люди) оснастил нас не только средствами для успешной ориентации в социокультурном пространстве, он и обучил нас множеству важных действий, рассказал нам о явлениях, с которыми мы не сталкивались.

8. Представьте, что вы глухи, слепы и вдобавок парализованы, а тут вдруг появляется нечто, что позволяет вам видеть, слышать и даже двигаться. Как бы вы отнеслись к этому «нечто»? Насколько вы бы стали ему доверять? Думаю, тут вариантов нет — перед нами спаситель и божество!

Таков язык и потому наша вера в него безусловна. Мы верим словам и тому, что за ними скрывается что-то реальное (даже если знаем об обратном). Эта наша убежденность в правдивости языка абсолютна, а потому без всяких проблем распространяется не только на те слова, что обозначают «органы» и «действия» (дурное дело — нехитрое), но и на любые языковые химеры.

9. Проблема, казалось бы, должна возникнуть там, где на референты соответствующих слов никаким образом указать нельзя (например, «любовь», «предательство», «власть» и т. д.).

Но у нас есть языковой контекст, состоящий из «органов» и «действий», так что нам остается лишь подключить «интуитивное понимание» и все становится «ясно как белый день».

Можно ли понять, что имеют в виду люди, использующие слова, на референты которых невозможно указать? По логике вещей это вряд ли осуществимо. Но ведь нас, по большому счету, и не интересует референт, нас интересует возможность взаимодействия с этими людьми. Какая разница, о чем именно они говорят или что они имеют в виду, если нам надо просто с ними договориться?

Таким образом возникает совершенно замечательная ситуация, при которой мы вполне «понимаем» друг друга, совершенно не понимая при этом, о чем же каждый из нас на самом деле ведет речь.

Никто не знает, что такое «справедливость», «свобода», «добро», «атом», «пространство» или «эволюция». Никто не знает, что такое «реальность». Но у каждого из нас есть некое «интуитивное понимание», «теоретическое представление», и мы договариваемся друг с другом, хотя, в действительности, мы просто уладили проблему социальной коммуникации.

10. Представьте, что вы находитесь в некой комнате в очках виртуальной реальности. Здесь кроме вас еще несколько таких же «счастливчиков», но у каждого в очках свое VR-видео — один блуждает по джунглям, другой стреляет в тире, третий совершает прогулку по Марсу, а у вас перед носом Собор Святого Петра в Риме.

Вы все двигаетесь по этой комнате, что-то делаете и временами натыкаетесь друг на друга. Столкнувшись, вам придется договариваться. И вы легко это сделаете, имея такое желание, хотя каждый будет уверен, что соответствующее событие случилось в его VR-реальности. Вот что такое, на самом деле, пресловутая «интуитивная понятность».

Примерно таким образом мы себя и ведем, когда используем слова, не имеющие референта, на который можно было бы указать с предельной определенностью.

Забавно, что все разговоры друг с другом, которые мы считаем «важными», «сущностными», «принципиальными», как правило, подразумевают использование именно таких — нерефентативных — слов. Разговоры о реальности, например.