Андрей Курпатов - Мышление. Системное исследование

То есть дело не в том, насколько эти люди значимы или важны для нас, если рассуждать об этом абстрактно, но исключительно в том, завершены ли для нас психологически соответствующие «ситуации» или мы еще в процессе, то есть что-то еще осталось недоделанным (некий «осадок», например, если речь идет о людях, которых вы уже давно не видели, но почему-то регулярно о них вспоминаете). Если же нам с каким-то человеком, напротив, уже действительно «все понятно», хотя формально мы можем с ним даже продолжать взаимодействие, то соответствующий ему интеллектуальный объект, по существу, перестает быть «специальным» и переходит, условно говоря, в зоны долговременной памяти. Потребуется — мы о нем вспомним, а не потребуется — нет.

Но является ли эта «квота» сугубо «социальной»? Полагаю, что изначально так оно и было, но лишь по содержанию, а по существу, конечно, наш мозг не может видеть никакой принципиальной разницы между интеллектуальными объектами, характеризующимися сходными свойствами. Поэтому в эту социальную квоту у верующих, допустим, попадают бог и святые, которых они особенно почитают, у телезрителей — «звезды шоу-бизнеса» и телевизионные ведущие, а у физиков или математиков, не в пример прочим, такими «социальными» объектами становятся хоть частицы, которые они изучают, хоть числа и множества, хоть сами теоретические модели — относительности, например, квантовой механики или теории категорий. Программисты строят такие отношения со своими кодами и программами, причем этой «социальной» общности им зачастую оказывается совершенно достаточно. Есть, надо полагать, и какие-то более утилитарные «персоны», свойственные тем или иным профессиям, а также «персоны» разнообразных «хобби». [116] Полагаю, например, что пространство мышления болельщика «Спартака» сильно перегружено околофутбольными «специальными объектами» — игроками, тренерами, будущими соревнованиями и т. д.

Этим я хочу сказать, что любой сложный интеллектуальный объект, который нам не до конца понятен и который побуждает нас к озадаченности (конструктивность этой озадаченности — другой вопрос), являясь методологически «специальным объектом», также претендует на ту самую ограниченную — изначально «социальную» — квоту Данбара (я предлагаю называть такие «специальные объекты», не являющиеся действительными людьми, «персоной»).

Причем в разные периоды жизни эта квота заполняется разными «субъектами» («другими людьми» и «персонами»): вспомните, например, свои экзамены в вузе — когда нужно освоить огромный массив каких-то сложных теорий, а через несколько дней вы вообще не можете вспомнить, чему все это посвящалось. А помните ли вы сейчас всех преподавателей, который тогда были для вас «специальными объектами» высшей пробы?

Через наше мышление, таким образом, прошло множество таких вот (причем самых разнообразных) «других людей» и «персон», а то, какие отношения мы смогли с ними построить — то есть в конечном итоге насколько сложными стали для нас те или иные наши «специальные объекты» (насколько мощными тензорами), зависит, как мне представляется, от сложности организации самого нашего «пространства мышления».

Последняя же определяется тем, какой, условно говоря, средний уровень плотности между всеми (актуальными на «сейчас») «другими людьми» и «персонами» в конкретном «пространстве мышления» в принципе данным человеком достигался. И кроманьонец, и физик уровня Фейнмана располагают одной и той же квотой на «специальные объекты», так что базовым отличием мощности их мышления могут быть только количество и сложность отношений между этими объектами внутри данной системы. А последняя, как мне представляется, обусловлена сложностью организации пространства нашего мышления как такового.

Если всякий «специальный объект» пространства нашего мышления более-менее самостоятелен, то общая мощность этого мышления (если понимать под ней его расчетную способность) просто не может быть значительной [117] В этом случае правильнее, наверное, даже говорить, что такое «пространство мышления» еще будет «плоскостью мышления». . Если же каждый такой «специальный объект» соотносится в пространстве данного мышления со значительным количеством других «специальных объектов» этого же пространства, то расчетные и вычислительные мощности такой системы, конечно, несопоставимо выше. Собственно этим и объясняется необходимость развивать саму сложность пространства мышления, а не гнаться за простым накоплением «фактов». Хотя без последних и сложность пространства мышления, надо признать, нарастить невозможно.