Симона Мацлиах-Ханох - Сказки обратимой смерти. Депрессия как целительная сила

И ответило зеркало:

И вымолвила тогда злая женщина свое проклятье, и стало ей так страшно, так страшно, что не знала она, как с собой справиться. Сначала она решила совсем не идти на свадьбу, но не было ей покоя – хотелось ей пойти и посмотреть на молодую королеву. И вошла она во дворец, и узнала Белоснежку, и от страха и ужаса как стояла, так на месте и застыла. Но были уже поставлены для нее на горящие угли железные туфли, и принесли их, держа щипцами, и поставили перед нею. И должна была она ступить ногами в докрасна раскаленные туфли и плясать в них до тех пор, пока, наконец, не упала она мертвая наземь.

В честь слияния мужского и женского начала в растерзанной душе, которая все еще находится в раздоре со своей тенью, «закатили пир горой». Туда же была приглашена и злая королева, дабы полюбовалась и умерла в муках в стиле инквизиции.

Принадлежащий Белоснежке красный цвет вернулся к жизни, все такой же активный и жестокий, но теперь он – ее признанная и неотъемлемая часть. Гнев, месть, прощание, траур не являются больше посторонними чувствами, угрожающими жизни; теперь Белоснежка сочетает в себе весь спектр человеческих чувств и умеет ими пользоваться, как исконно своими [36].

Нет больше бледненькой сладенькой Белоснежки – есть женщина, которая умеет любить, умеет мстить, знает, что такое боль, гнев и что такое радость.

В нашей истории, как в лучших сюжетах о мафии, пышная свадьба переплетается с беспощадной местью. Представьте себе Майкла Корлеоне, преклонившего колено перед падре-миротворцем на свадьбе своей дочери, в то время как его люди хладнокровно уничтожают всех его соперников. А теперь перед нами Белоснежка; прикрываясь внешностью добропорядочной домохозяйки, она уверенно руководит действием: той частью, которая, утопая в роскоши, выходит замуж за прекрасного принца, и той, что коварно приглашает мачеху на пир и заставляет ее плясать до потери чувств в раскаленных до бела туфлях. Всех этих сил не было и не могло появиться, если бы Белоснежка не страдала от преследований королевы и не была вынуждена прятаться в лесу, погрузившись в смертоподобный сон депрессии. Они проснулись вместе с проснувшимся в ней внутренним принцем и являются результатом поразительно тяжелой работы, проделанной душой на протяжении сонного оцепенения осознанного я , на протяжении депрессии.

Белоснежка подобна шумерской богине Инанне, которая поднялась из преисподней и, позабыв о милосердии, ищет жертву, которая займет ее место в подземном царстве мертвых: она снимает белоснежные перчатки и сводит счеты с коварной колдуньей.

Хочется надеяться, что персона, которая познала мрачные стороны ее души в темном лесу и привела в порядок душу в избушке у гномов, что отведала вкус красного и достигла зрелости посредством длительной депрессивной спячки, от которой ее разбудили внутренние мужские жизнеспособные силы, что эта персона с радостью примет под свой кров и тени [37], которые еще не успели родиться, но обязательно появятся.

Сказка о Белоснежке – это идеальный образец продиктованного традиционной культурой разграничения между белым и красно-черным; модель того, как мы избавляемся от нашего красного и черного, сбрасывая их в глубины подсознания, откуда их затем необходимо будет высвободить – опустившись на дно, иначе, они станут нас преследовать; иначе, мы не станем целостной личностью.

Эта история – не только отличный пример движущегося по кругу, без начала и конца индивидуального психологического процесса – ее социальные, культурные, теологические и феминистские аспекты требуют отдельного обсуждения. Ведь здесь смогли подавить не столько индивидуальное красное и черное, а главным образом и в первую очередь – общечеловеческое, общественное.

Женственность, не являющаяся «по-матерински женственной», напористая, агрессивная, требовательная, гневная, буйная, необтесанная, была изгнана из нашей культуры в процессе длительной борьбы за мужское или женское первенство и растоптана грубыми подошвами победителей. На протяжении поколений мы, женщины, впитали и усвоили отношение патриархального общества к этим нашим особым чертам; и мы живем, замкнувшись в себе, как изгнанницы.

«Слишком большая часть женственного была подавлена, и слишком много времени было проведено на дне преисподней», – пишет Сильвия Бринтон Перера [38].