Симона Мацлиах-Ханох - Сказки обратимой смерти. Депрессия как целительная сила

Никакие обещания не могут заставить гномов согласиться на пробуждение, и тогда принц просит подарить ему Белоснежку. Гномы, которые знают, что ожидание безвозмездного подарка свидетельствует о внутреннем признании своего права на счастье, высвобождают спящую Белоснежку из-под стражи, и это в конце концов приводит к ее пробуждению.

Белоснежка просыпается не самым приятным образом: ее сон нарушает не поцелуй, не ласковое прикосновение или влюбленный взгляд, а резкое сотрясение, от которого высвобождается застрявший в горле кусок яблока, – и она оживает. Горло, которое, согласно холистической медицине, отвечает за проявление чувств, было перекрыто куском яблока депрессии; и теперь, когда оно свободно, вся душа может облегченно вздохнуть, приподнять крышку гроба и взглянуть на новую действительность, созданную ею же для себя за время сна.

Проснувшись, Белоснежка видит принца, который клянется ей в вечной любви или, другими словами, обнадеживает, что теперь она достаточно жизнеспособна, чтобы выйти из депрессии и познать жизнь. Белоснежка, со своей стороны, «согласилась»: не обрадовалась, не бросилась с благодарностью к нему на шею. Нам абсолютно ясны восторженные, пылкие чувства принца, а вот Белоснежка словно выпадает из сюжета. Кое-какое объяснение этому можно найти в старинных версиях этой истории.

Изучая «Белоснежку» и другие сказки, я убедилась, что их общеизвестные благопристойные версии в изложении Шарля Перро и братьев Гримм с большим трудом, но все же прикрывают язычески бесстыдную наготу древних сказаний, прямолинейно скандальных и искренних в своем изложении общечеловеческой морали, ради чего, собственно, они и создавались.

В древних, менее известных вариантах принц забирает по-прежнему спящую Белоснежку в замок, где живет с ней, все еще находящейся без сознания, как с полноценной супругой (что, возможно, объясняет пассивность Белоснежки в других вариантах повествования, когда влюбленный принц забирает ее к себе) к великому возмущению его матери, тоже живущей в этом замке. Начинается война, и, как только принц покидает свой дом, его мать прячет спящую девушку на чердаке в надежде, что принц позабудет о своей небольшой шалости. Но этого, понятно, не происходит. Когда вернувшийся принц желает увидеть свою «жену», матери приходится самой лезть на чердак и снимать паутину с «невестки». В процессе чистки, мойки и стирки запыленного платья спящей-как-мертвая девушки высвобождается усыпивший ее заколдованный предмет. Иногда это ядовитый гребень, иногда – пропитанная ядом одежда или какая-нибудь другая вещь.

В этой стародавней версии принц, анимус, несмотря на свою кажущуюся активность, в действительности находится в состоянии глубокой эмоциональной спячки, в которую он погружается вслед за его анимой, подобно Орфею, спустившемуся в преисподнюю вслед за Эвридикой. Он живет безжизненной жизнью вместе со своей спящей возлюбленной, делит с ней небытие до полного избавления от гнева. Возможно, именно этого и ожидают многие женщины от своих спутников жизни, когда они стремительно падают в бездну; и, возможно, именно это они и получат. Есть что-то одурманивающе притягательное в бессилии, в его блаженном садизме, с которым оно придавливает нас к постели. И как это удобно вдвоем! И опять старинное сказание открывает исконную правду: не принц будит Белоснежку, а свекровь, ее строгая наставница, знающая, в каком именно уходе нуждается ее подопечная.

В известной нам версии те немногие слова, которыми обмениваются Белоснежка и принц, содержат ясный намек на эмоциональное состояние героини: она спрашивает: «Где это я?», и принц говорит ей: «Ты у меня», а не «со мной». «У меня» – это местонахождение. Белоснежка теперь находится в мире принца; там, в жизнелюбивой части своей души, она и проживает свою жизнь. И этого ей достаточно. Пока достаточно.

Но на праздник была приглашена и королева, мачеха Белоснежки. Нарядилась она в красивое платье, подошла к зеркалу и сказала: