Значение
мета-состояний
Мета-состояния не только выявляют и порождают трансцендентные состояния феноменов опыта (состояния бытия по Маслоу): с возникновением такого опыта на высших логических уровнях мы получаем опыт иной природы, белее трансцендентной.
Относительно исследований, игры, преступления, поведения типа А и пр. Бейтсон (1979 г.) пишет:
«Все это не категории поведения, а категории контекстуальной организации поведения» (с. 144).
Вы наверняка подумали, что Бейтсону не стоило связывать воедино такую цепочку номинализаций — «категории контекстуальной организации». Подождите. Что это значит? Давайте проведем деноминализацию.
Бейтсон делает различие между разными видами поведения. В некоторых случаях мнимое «поведение» существует как ментальная организация концептуальных категорий.
Например, что мы называем «игрой»? В эту категорию можно включить множество специфических видов поведения. Прятки, пятнашки, шахматы, футбол, интермедии, игра на бирже и пр. Как таковой «игры» на первичном уровне не существует. Ее нельзя увидеть, услышать, почувствовать, попробовать на вкус. Это репрезентация. Она существует как категория. В сущности, она существует только в уме человека, который классифицирует ее. С помощью этой категории мы классифицируем виды поведения, отсюда «категория контекстуальной организации поведения». Мета-состояния! Почему же Бейтсон не сказал об этом прямо?
Итак, такие вещи, как «исследование», «игра», «преступление» и пр. существуют на высшем уровне — не просто как виды поведения, а как «категории контекстуальной организации поведения».
Классификации. Это свидетельствует о том, что в повседневной жизни мы оперируем осознанием контекстов. Итак, когда мы думаем о поведении, которое называем «исследованием», «преступлением», «игрой» и совершаем его, мы в действительности действуем с более высокого уровня, поскольку эти слова определяют. фреймы, управляющие нашим внутренним миром.
Бейтсон замечает, что подобный опыт «трудно различить». Ранее он приводил пример с крысой, которая научилась не совать нос в определенный бокс, поскольку от него бьет током. Условия быстро выработали у крысы конкретную реакцию. Бейтсон утверждает, что «нежелательно в данном случае усваивать общий урок» (а именно — «исследования — это нежелательно»). Если крыса займется обобщениями и сделает вывод насчет всей категории «исследований», это снизит ее шансы на выживание. Крыса прекратит исследовать свое окружение.
Попытки классифицировать «характерологическое состояние» крысы (термин Бейтсона для мета-состояний) потребуют «парадигматического изменения», изменения эпистемологии (1979 г., с. 133). Бейтсон говорил, что сравнительно легко изменить конкретное поведение, но вместе с тем гораздо труднее изменить мета-уровневую категорию поведения — наш мир фреймов.
В модели мета-состояний это соответствует легкости, с которой мы якорим и меняем первичные состояния. Пара пустяков! И наоборот, Нам бывает гораздо труднее якорить, выявлять и трансформировать мета-состояния, особенно гештальты и исполнительные мета-состояния, которые уже стали нашим миром допущений.
Чем это объясняется? По-видимому, когда мы создаем абстракции, которые шифруем как номинализации (зачастую слова ценности), а затем абстракции абстракций (новые номинализации и убеждения) и абстракции этих абстракций (парадигмы, модели мира и пр.), мы оказываемся в той области, где исходим из «категорий контекстуальной организации поведения». Эти высшие состояния постепенно теряют свою эмоциональную составляющую и становятся нашей «стратегией реальности» — референтным фреймом о том, что реально существует. При этом единственным эмоциональным ощущением остается «деловитость».
Изменения на этих высших логических уровнях означают изменение эпистемологии. То есть изменение наших парадигм, или модели мира. Мы стремимся изменить не просто карту первичного уровня, а карту наших карт.
Способны ли мы на это? Как вносить изменения в карты высшего уровня?
Один паттерн «ловкость рта», который Джон Гриндер и Ричард Бандлер применяли и популяризовали, впервые представив саму модель НЛП, включал объявление, что у них нет теории, только модель.
«Теории у нас нет, ею мы не занимались, только составили модель того, как это работает».
Читать дальше