Фрэнк Мартела - Wonderful Life. Размышления о том, как найти смысл жизни [litres]

Справедливо заметить, что религия, магическое, сверхъестественное в наше время тоже влияют на жизнь многих людей, но не как самоочевидная основа нашего мировоззрения, а как нечто, существующее параллельно с научным мировоззрением, с большим или меньшим напряжением между ними. Сегодня верующие должны прокладывать свой путь между частными верованиями заколдованного мира и заколдованным, рациональным, современным взглядом на мир. И в то время как это заколдованное мировоззрение дало много достижений в технологиях и в управлении обществом, оно также вскрыло устрашающую вероятность: что, если Вселенная создала человека не для того, чтобы исполнить некую великую цель в жизни? А что, если смысл жизни состоит в том, что смысла нет?

Таким образом, вопрос «В чем смысл жизни?» – прежде всего вопрос реакции. Он был выведен как следствие на распространение научного мировоззрения и последующей разочарованности миром. Существовавшая прежде самоочевидность космоса в целом, вместе с включенными в него людьми, была поставлена под вопрос. В этом контексте очень важным стало дать определение тому, что раньше у нас было, – смыслу жизни. Но давайте не будем возлагать всю вину за наш экзистенциальный кризис на науку. После того как научное мировоззрение проникло в сознание человека, кто-то должен был родить идею о том, что мы должны жить осознанно. Знакомьтесь: романтики!

Томас Карлейль, Артур Шопенгауэр и Серен Кьеркегор запустили современный квест по поиску смысла жизни в Западном мире, но объединял их все же немецкий романтизм. Карлейль перевел на английский многих немецких романтиков, а также написал «Жизнеописание Фридриха Шиллера» – книгу об одном из ведущих немецких поэтов второй половины XVIII века. Шопенгауэр был знаком со многими работами своих немцев-соотечественников, и в какой-то мере его пессимистическая философия стала реакцией на них. Он отваживался на такие интеллектуальные умозаключения, на которые романтики не рискнули бы. Кьеркегор переехал в Берлин, чтобы послушать лекции Фридриха Шеллинга – еще одного немецкого романтика, и написал большую часть своего первого экзистенциального трактата «Или-или» именно там. Исторические исследования в отношении общего интеллектуального багажа этих трех личностей приводят нас к вопросу: было ли нечто такое в немецком идеализме, что посеяло семена того экзистенциального кризиса, который коснулся каждого из этих троих?

Одной из центральных фигур раннего немецкого романтизма был поэт по имени Георг Филипп Фридрих фон Гарденберг, больше известный как Новалис; любовь всей его жизни – Софи фон Кюн – умерла вскоре после их помолвки, до того как они успели пожениться. Новалис был охвачен любовью и горем, полон идеалистических видений своей любви и жизни, и все это он воплощал в поэмах и в других своих произведениях, пока не умер от туберкулеза в возрасте двадцати восьми лет. Как непосредственная реакция на то, что рационалистическое мировоззрение все сильнее захватывало Европу, стремительно секуляризируя все духовное и святое, немецкий романтизм перенес фокус вовнутрь: теперь вся околдованность должна была идти изнутри. Новалис и его единомышленники поэты-философы подняли знамя человеческих эмоций, возводя их практически в статус священных. Они прославляли любовь и подлинность чувств и верили, что именно они должны править нашей жизнью.

В наше время, когда друг или любимый человек находится в ситуации, когда ему или ей нужно принять важное решение, мы обычно говорим: «Слушай свое сердце». Этот совет фактически был изобретен романтиками. До появления романтиков чувства в основном держали в узде: нужно было игнорировать голос сердца и выполнять свой долг. Но для романтиков следовать за своим сердцем было не столько простой сентиментальностью, сколько прямой установкой: романтики смело пренебрегали социальными нормами, родительскими ожиданиями, рациональными советами и иными ограничениями на пути к исполнению зова своего сердца. Образ абсолютного героя представлял собой поэта, находящегося в ловушке неразделенной любви, совершенно чуждого жизненного практицизма и общественных норм, предпочтительно преждевременно умирающего, поскольку его хрупкое тело или сердце предает его. Он знает, что ему никогда не снискать любви предмета своей страсти (или же, как в случае Новалиса, он его трагически теряет), но он остается верным своей любви и с помощью поэзии выражает свои чувства.