Ирвин Ялом - Все мы творения на день и другие истории

— Нет, я любитель кошек, тем не менее я думаю, что могу оценить глубину вашей боли.

Она призадумалась и кивнула, как будто была удовлетворена моим ответом.

— Да, это было очень тяжело. Мой муж говорит, слишком глубоко. Он думает, что я была чрезмерно привязана к Балу и что он заменял мне ребенка. Я, кажется, не говорила, что у меня нет детей.

— Таким образом, во сне вы шли по той же дороге, что и Балу неделями раньше, а затем вы посмотрели глубоко в его глаза и сказали: «Мы живые души, и я не лучше, чем ты». Как вы думаете, о чем этот сон пытается сообщить?

— Я знаю, что вы подумали.

— Скажите мне.

— То, что я знаю, что я иду по дороге к смерти, как и Балу.

— Как и все живые души.

— Да, как и все живые души.

— А вы, что вы думаете?

— Я думаю, весь этот разговор всё ухудшает для меня.

— Только то, что для вас является наиболее неудобным.

— Еще несколько исцеляющих сеансов, как этот, и мне понадобится ехать домой на машине скорой помощи.

— Все симптомы, описанные вами вчера, — вытес-ненность из жизни, ощущение изолированности, неприсутствия в собственной жизни — всё служило вам анестезией от боли, присущей живым душам. Давайте посмотрим, с чего мы начали. Вы вошли в кабинет со своей фотографией.

— О, нет, только не это!

— Я знаю, вы запретили мне это обсуждать, но я не послушаюсь вас, потому что это слишком важно. Пожалуйста, послушайте, что я собираюсь сказать. Всё, о чем мы говорили, вы знали. Я не сказал вам ни чего такого, о чем бы вы не знали. Просто легче давать отпор чему-то сказанному извне, чем когда это рождается из собственных глубин. Я верю, что какая-то часть вас уже пришла к тому же выводу, что предлагал вам я. Это всё есть во сне о путешествии по той же дороге, по которой шел Балу. Я поражен, что этот сон, который является ключом к нашей головоломке, вернулся к вам именно тогда, когда мы собирались остановиться. И фотография, которую вы дали мне вначале, была намеком о том направлении, в котором мы должны были идти.

— Вы говорите, что я все это знала? Вы слишком хорошего обо мне мнения.

— Я так не думаю. Я просто был с той частью вас, где пребывает мудрость.

Мы оба посмотрели на часы. Мы должны были закончить в течение нескольких минут.

Когда Наташа поднялась и собрала свои вещи, она сказала:

— Можно я вернусь к вам по электронной почте или скайпу, если у меня появятся еще вопросы?

— Конечно. Но помните: я стар. Так что не откладывайте надолго.

Несколько месяцев назад я был на похоронах Молли. В течение очень долгого времени она была моим бухгалтером и вообще мастером на все руки, работала на меня не один десяток лет и одновременно была и находкой, и больным мозолем. Впервые я нанял ее в 1980 году для того, чтобы она получала мои письма и оплачивала мои счета, в то время как я жил и писал в Азии и Европе, находясь в годовом творческом отпуске. После того как я вернулся, Молли довольно быстро перестала довольствоваться своей незначительной ролью, и мало-помалу она начала внедряться во все мои домашние дела. Вскоре она стала решать все наши финансовые и бытовые вопросы, платить по счетам, следить за перепиской, вести учет бумаг, рукописей и контрактов. Она уволила моего садовника и вместо него наняла свою команду садоводов, а позднее еще и свою команду маляров, уборщиков и разнорабочих, однако, когда работы было немного, она настаивала на том, чтобы сделать ее самой.

Ее было не остановить. Как-то раз, приехав домой, я обнаружил на своей подъездной дорожке несколько тележек и увидел, как Молли стояла у основания огромного дуба и руководила парнем, сидевшим на дереве, какие ветви ему отпиливать. Удивительно, что она сама не забралась на это дерево. При этом она настаивала на том, что обсуждала со мной этот вопрос, в то время как я был уверен, что нет. Это было последней каплей, и я без промедления уволил ее и потом увольнял ее по меньшей мере трижды по разным поводам, но она всякий раз возвращалась. И когда я протестовал против ее гонорара, она довольно корректно напоминала мне о том, сколько мучительных вечеров мы с моей женой тратили, занимаясь оплатой счетов и подводя баланс чековых книг, пока она не взялась за это. И затем, убежденный этими доводами, я работал на несколько пациенто-часов больше каждый месяц, чтобы платить ей жалованье. Она утверждала, что была необходима и что все эти увольнения и возражения никогда не делались мною от всего сердца, потому что в глубине души я знал, что она была права. Я был глубоко опечален, узнав о ее смерти от рака поджелудочной железы, и знал, что никогда не найду ей замены. Поминки Молли проходили славным солнечным днем на большом заднем дворе в доме ее сына. Я был удивлен, встретив здесь нескольких коллег из Стэнфорда. Я и понятия не имел, что они тоже были ее работодателями, но потом вспомнил, как она соблюдала строгий кодекс конфиденциальности и напрочь отказывалась раскрывать личности тех, на кого работала.