Ирвин Ялом - Все мы творения на день и другие истории

— Я знаю, я читала что-то на днях о зверствах в Африке и о погибших детях, которые встречались на пути армии, но я останавливала себя, чтобы не читать очень много об этом. У меня всегда плохая ночь после прочтения чего-то подобного. Если я вижу убийство по телевизору, я выключаю его и не могу насчитать много фильмов, которые я досмотрела до конца по этой же причине.

— Продолжайте. Скажите всё, что вы помните из этого сна.

— Вот и всё. Я в том месте, где снова и снова моя жизнь находится в опасности.

— Подумайте об этом высказывании «Моя жизнь в опасности». Просто свободно ассоциируйте об этом, я имею в виду: отпустите ваши мысли в свободный полет, наблюдайте за ними как бы на расстоянии и описывайте всё, что будет пробегать перед вами, как будто вы их видите на экране.

После выдоха и проблеска раздражения Наташа откинула голову на спинку стула и начала шептать: «Моя жизнь в опасности, моя жизнь в опасности», — и затем наступила тишина.

Через минуту или две я окликнул ее:

— Немного громче, пожалуйста.

— Я знаю, что вы хотите услышать.

— И вы не хотите сказать это мне.

Она кивнула.

— Попробуйте представить себе, — продолжил я. — Вы продолжаете молчать здесь сегодня, пока наше время не истечет. Представьте, что вы уже уходите из моего кабинета. Как тогда вы бы себя чувствовали?

— Хорошо! Я скажу это! Конечно, моя жизнь в опасности! Мне шестьдесят девять лет. Сколько у меня впереди? Моя жизнь в прошлом. Моя настоящая жизнь!

— Ваша настоящая жизнь? Вы имеете в виду на сцене, танцуя с Сергеем?

— Вы когда-нибудь танцевали?

— Только чечетку. Я пробовал подражать Фреду Астеру иногда дома, иногда на улице.

Глаза Наташи распахнулись, и она смотрела на меня с удивлением.

— Шучу. Я один из худших танцоров в мире, но я заядлый зритель и могу себе представить, как это замечательно было для вас выступать перед большой аплодирующей аудиторией.

— Вы знаете, вы довольно игривы для психиатра. И немного соблазнительны.

— Как это для вас?

— То, что надо.

— Хорошо. Тогда расскажите мне, почему прошлая жизнь была настоящей.

— Жизнь была настолько волнующей. Толпы людей, фотографы, небесная музыка, костюмы, и Сергей — поверьте мне, один из самых красивых мужчин в мире, — и алкоголь, и интоксикация танцем, и, да, дикий секс. Всё, что было потом, бледнеет в сравнении.

Наташа сидела на краешке стула, пока говорила, сейчас обмякла и откинулась назад.

— Где ваши мысли сейчас?

— Вот что я должна сказать вам: в последнее время у меня появилась странная мысль, что каждый день, что я живу сейчас, даже очень хороший день, — также и день печали, потому что он отдаляет меня все дальше и дальше от моей настоящей жизни. Разве это не странно?

— Это то, что я говорил ранее. Это как будто настоящая жизнь все еще находится в замороженном состоянии. И если бы у нас был подходящий транспорт, мы могли бы добраться до нее, и все знакомые вещи раскроются, и вы сможете к ним вернуться. Вы понимаете, что я имею в виду?

Когда Наташа кивнула, я пошел дальше:

— И таким образом, эта идея является ключом к пониманию вашего похода в музей. Вы не просто искали Сергея; вы искали свою потерянную жизнь, хотя взрослая часть вашего ума знает, что всё преходяще, что прошлое существует только в уме, и ваш прежний мир сейчас — это только память, электрический или химический сигнал, хранящийся где-то в вашем мозгу.

— Наташа, — я продолжал, — я понимаю вашу ситуацию. Я намного старше, чем вы, и имею дело с теми же проблемами. Для меня одна из самых мрачных вещей в смерти заключается в том, что, когда я умру, весь мой мир, — мир моих воспоминаний, богатый мир, населенный людьми, которых я когда-либо знал, этот мир, кажущийся таким прочным, гранитным, — исчезнет вместе со мной. Пуф! Как вот это: последнюю пару недель я разбирал коробки со старыми документами и фотографиями, и я смотрел на них, особенно на фотографии каких-то улиц из моего детства, или друга, или родственника, которого никто из ныне живущих уже не знает, и я выбрасывал эти фотографии, и всякий раз, когда я это делаю, что-то вздрагивает внутри, когда я вижу, как отшелушиваются куски моего прошлого реального мира.

Наташа сделала глубокий вдох и с мягкостью в голосе сказала:

— Я понимаю все, что вы говорите. Спасибо, что рассказали мне это. Это очень много значит, когда вы говорите о таких личных вещах. Я знаю, вы говорите правду, но трудно принять такую правду. Я скажу вам кое-что: прямо сейчас, в этот самый момент, я чувствую, что Сергей дрожит в моем сознании. Я знаю, что он борется, чтобы остаться там, остаться, чтобы быть навсегда танцующим.