— Итак, расскажите мне, что такого я сказал на «круглом столе», что заставило вас подумать, что я могу быть вам полезен?
— Казалось, что вы испытываете очень нежные чувства к своим пациентам, — начал он. — И я был потрясен вашим описанием онколога, спокойно вручившего вашей пациентке результаты ее рентгенограммы; ее ужаса, который она испытала, когда узнала, что ее рак находится на этапе образования метастаз, и как крепко она прижалась к своему мужу от ужаса, что ей вынесли смертный приговор.
— Да, я помню. Но скажите мне, какое отношение имеет это к нашей с вами сегодняшней беседе.
— Дело в том, что я тот самый парень, который пишет эти смертные приговоры. Я пишу подобные отчеты уже довольно долгое время, на протяжении последних пяти лет, и только ваш доклад заставил меня посмотреть на них с другой стороны.
— Сделал их более персонифицированными?
— Именно. В наших рентгеновских кабинетах мы не встречаемся со всем пациентами. Мы обращаем внимание на зоны кальциноза или на размеры утолщений. Мы ищем из ряда вон выходящие случаи, которые можем показать студентам, — смещенные внутренние органы, кость, декальцинированную вследствие миеломы, раздутые петли кишечника, добавочную селезенку. Речь всегда идет о частях, частях тела. И никогда о целостном человеке в его целостном теле. А теперь я думаю о том, как почувствуют себя пациенты и как будут выглядеть их лица, когда доктор зачитает им мои отчеты по их рентгенограмме, и эта мысль несколько меня беспокоит.
— Вы недавно начали так думать? После того, как услышали мой доклад?
— О да, совсем недавно, и отчасти благодаря вашему докладу. В противном случае я не смог бы нормально работать все эти годы. Я знаю, вы бы не хотели, чтобы ваши рентгенограммы изучал кто-то, кого беспокоит мысль о том, как вы будете себя чувствовать, прочитав его отчет.
— Несомненно. Наши области деятельности отличаются друг от друга, не так ли? Я стараюсь быть ближе, а вы стараетесь соблюдать дистанцию.
Он утвердительно кивнул, и я продолжил:
— Но вы сказали, что изменения произошли «отчасти» благодаря моему докладу. Есть какое-то предположение касательно того, что еще могло этому поспособствовать?
— Больше, чем предположение. Это была смерть моего брата пару месяцев назад. За несколько недель до его смерти он попросил посмотреть его рентгеновские снимки. Рак легких. Заядлый курильщик.
— Расскажите мне о вас и вашем брате.
Как закоренелый психиатр, я был научен проводить высокосистематическое интервью — начинать с выявления запроса и затем следовать по протоколу — история заболевания, за которой следуют изучение семьи пациента, его образование, социальная жизнь, сексуальное развитие и карьера — и затем переходить к замысловатому психиатрическому обследованию. Но у меня не было стремления следовать какой-то схеме; прошли уже десятки лет с того времени, когда я действовал так методично. Как все опытные психотерапевты, в вопросах поиска информации я по большей части опирался на интуицию. Я настолько начал доверять своей интуиции, что уже стал сомневаться, а смогу ли я быть хорошим учителем для новичков, которые нуждаются в методологических рекомендациях на первых порах.
— Когда мой брат, Джэйсон, позвонил мне и попросил посмотреть его рентгеновские снимки, — сказал доктор Кросс, — это был первый раз, когда я услышал его голос, за последние 15 лет. Мы были в ссоре.
Он вздохнул и посмотрел на меня, его губы дрожали. Я не ожидал этого увидеть. Это был первый проблеск уязвимости.
— Расскажите мне об этом, — сказал я более мягко.
— Джэйсон на два года младше меня — был на два года младше меня — и, я полагаю, ему трудно было тягаться со мной. Я был хорошим парнем, всегда лучшим в классе. И непременно всякий раз, когда Джэйсон переходил в новую школу, его встречали учителя, хором хвалившие меня и говорившие, что они надеются, что и он будет таким же, каким был я. В конце концов, он решил не соревноваться, отказаться от участия в этой игре. В старшей школе он редко открывал книгу и основательно налег на наркотики. Возможно, он и не мог соревноваться. Я не думаю, что он на самом деле был таким уж выдающимся.
В конце нашего последнего курса, он связался с девчонкой, которая поставила крест на его будущем. Она была наркоманкой, привлекательной в дешевом смысле, интеллектуально недалекой, и ее жизненным стремлением было стать маникюршей. Вскоре они обручились, и однажды вечером он привел ее домой на ужин. Это была катастрофа библейского масштаба. У меня до сих пор эта картина перед глазами: двое, немытые и нечесаные, постоянно обнимающиеся, выставляя это всем на показ. Моя родня была шокирована и возмущена. Признаться честно, я тоже.
Читать дальше