Дэвид Граймс - Неразумная обезьяна [Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду] [litres]

Стоит упомянуть, что “искатели” были не первыми и не последними фанатиками, чья вера после неисполнения пророчеств только усиливалась. Участники движения миллеритов, верившие во второе пришествие Христа в 1844 году, назвали неисполнение пророчества “великим разочарованием”. Но и это фиаско было удачно рационализировано: к 2010 году у адвентистских церквей, прямых наследниц движения миллеритов, по всему миру насчитывалось 22 миллиона последователей. То, что люди после обрушения их догмата веры зачастую становятся еще более истовыми верующими, может показаться нам странным, но это именно то, что предсказали Фестингер и его коллеги. В их основополагающем труде о вопросах веры “Когда не сбывается пророчество” перечислены пять условий, необходимых для того, чтобы это произошло:

1. Вера должна быть глубокой и искренней, она должна быть важна для действий и поступков, то есть определять то, что делает верующий, или как он себя ведет.

2. Верующий человек должен отдать вере всего себя; то есть ради своей веры он обязан предпринять какие-то важные и необратимые действия, после которых нет пути назад. Чем более важными являются такие действия и чем труднее отыграть их назад, тем больше будет такой человек предан своей вере.

3. Вера должна быть достаточно конкретной и в достаточной степени связанной с реальным миром, так, чтобы какие-либо реальные события могли недвусмысленно ее опровергнуть.

4. События, неоспоримо опровергающие веру, должны произойти, и верующий должен их признать.

5. Каждый верующий должен иметь социальную поддержку… [Если] верующий является членом группы глубоко убежденных людей, которые могут поддерживать друг друга, то вера может сохраниться, а верующие будут пытаться проповедовать или убеждать людей, не принадлежащих к этой группе, в том, что их вера истинная.

Позже Фестингер кратко подытожил эти положения содержательным наблюдением, согласно которому “человека с убеждениями трудно изменить. Скажите ему, что вы с ним не согласны, и он отвернется от вас. Покажите ему факты или цифры, и он опровергнет ваши источники. Если же вы будете взывать к логике, он просто не поймет, что вы хотите ему сказать”. Такая неспособность понимать доводы поражает не только религиозных людей: напрасные споры по поводу изменений климата имеют ту же порочную логику. Ощущение того, что климатические изменения трудно поддаются научному объяснению, распространено очень широко, но оно ошибочно – ученые единодушно согласны в том, что мы, люди, являемся тем биологическим видом, который весьма энергично воздействует на климат. Отчасти пропасть между ощущением и реальностью обусловлена многолетним искажением этой реальности в СМИ; данную проблему мы рассмотрим в следующих главах. Механизм такого воздействия известен на протяжении более ста лет: французский ученый Жозеф Фурье выдвинул гипотезу антропогенного влияния на климат еще в 1827 году, а эффекты углекислого газа и других тепличных газов были экспериментально продемонстрированы ирландским физиком Джоном Тиндаллом в 1864 году.

Мы должны удивляться не тому, что люди могут воздействовать на климат, а тому, как быстро они это делают. Древние ледниковые пласты содержат сведения о температурах и атмосферных явлениях на протяжении сотен тысячелетий, и поэтому ученые могут делать выводы о современных темпах потепления; они, бесспорно, в сотни раз выше, чем были в древности. Особую тревогу вызывает вот какой факт: в то время как в древности не было такого момента, когда концентрация углекислого газа достигала бы 300 частиц на миллион (ppm), мы в сентябре 2016 года преодолели порог в 400 ppm, и есть все основания полагать, что в следующем десятилетии данный показатель превысит 600 ppm. Причина этого не может быть природной. За происходящее несет ответственность человечество, и мы не избежим ее, даже если будем упрямо твердить, будто эта концентрация не имеет никакого отношения к человеческой деятельности: дело в том, что двуокись углерода (CO 2), выделяемая при сжигании ископаемого топлива, отличается характерными химическими признаками, которые указывают на нас как на виновников с той же неотвратимостью, с какой отпечатки пальцев на спусковом крючке пистолета изобличают взятого на месте преступления убийцу. Неизбежный вывод заключается в том, что мы сами, своими руками, разрушаем мир, в котором живем.

Доказательства тому практически неоспоримы, и все же есть немало людей, утверждающих, что это не так. Самопровозглашенные “климатические скептики” с презрением отметают убедительные свидетельства самого факта климатических изменений или настаивают на нашей к ним непричастности. Однако эти отрицатели намеренно искажают и подменяют понятия. Научный скептицизм есть неотъемлемая часть исследования, необходимая для того, чтобы понять, подкрепляется ли та или иная гипотеза фактами. Но климатические скептики попросту игнорируют эмпирические данные, которые делают их позицию шаткой. Это не скептицизм; это чистой воды нигилизм, то есть антитеза критического мышления. Я называю таких отрицателей климатических изменений нигилистами, а не скептиками – в полном согласии с мнением научного сообщества. Национальный центр научного образования также считает, что под нигилизмом можно в том числе понимать и необоснованное сомнение или беспочвенное отторжение.