Сергей Мареев - Из истории советской философии - Лукач-Выготский-Ильенков

Но и после 1931 года приоритетной ленинской работой в области философии считался лишь “Материализм и эмпириокритицизм”. Хотя Деборин уже не играл ведущей роли в советской философии, те, кто сменили его на “философском фронте”, за рамки диаматовской парадигмы нисколько не вышли. У победивших противников Деборина по своему типу, сути и основному характеру “марксистская”, теперь уже “марксистско-ленинская”, философия оставалась “диаматом”, то есть учением о мировой материи в её “вечности, бесконечности и развитии”. Они, правда, добавили к “диамату” некую сумму фраз о необходимости поставить философию на службу практике, построению социализма в СССР, но это не изменило ситуацию в целом. А потому считать Ильенкова последователем Деборина, это все равно, что считать Ленина верным “учеником” Плеханова.

Итак, Плеханов понял диалектику не как Логику, т.е. не по-гегелевски. А он понял ее как общую теорию развития. Это в лучшем случае. Но если из этой “общей теории развития” исключить развитие мышления, то такая теория превращается в побрякушку, в некую абстрактную систему фраз, к чему и свелась диалектика у Деборина и представителей его школы. Она превращается в науку о “мире в целом”, в своеобразную метафизику, на манер «онтологии» Х.Вольфа, только с постоянным приговариванием, что “все развивается”. Поэтому она так легко в “онтологию” у нас и превратилась, о чем уже было сказано, как только стало необходимым изменить номенклатуру в связи с изменившейся конъюнктурой, т.е. отказом от “марксизма-ленинизма”. И теперь у нас официально основными философскими дисциплинами стали “онтология” и “гносеология”, хотя по сути это тот же самый “диамат”.

Но Ильенков никогда этой терминологией не пользовался. И не пользовался ею по принципиальным соображениям. Он, как и Ленин, предпочитал говорить о материализме и диалектике. Здесь Ильенков был по существу один и расходился даже с теми, кто его в общем и целом поддерживал и кто тоже пытался опереться на “Философские тетради” Ленина. В частности, академику Б.М. Кедрову доставалось от других академиков за то, что тот сочувственно ссылался на «Философские тетради» Ленина, где последний замечал, что “сознание не только отражает мир, но и творит его”. Академики говорили, что в этом месте Ленин пересказывает Гегеля, а не выражает собственное мнение. И, тем не менее, Кедров, который первым выступил против “онтологизации” диалектики, не согласился с Ильенковым, когда тот пытался ему внушить, что в марксизме нет не только “своей” онтологии, но и “своей” гносеологии. На это Кедров возражал и говорил, что Ильенков здесь “увлекается”.

“Онтология” по сути есть возврат к докантовской метафизике, а “гносеология” – к локковско-юмовской теории познания, потому что первая трактует о бытии вне всякого сознания, а вторая – о познании безотносительно к бытию. И это даже не “назад к Канту”, а “назад к Вольфу”. Таким образом, бывшая советская философия, «онтологизировав» диалектику, утратила даже те завоевания, которые связаны с немецкой классикой от Канта и до Гегеля. Но как раз этой традиции Ильенков придавал особое значение и знал ее блестяще. И не просто знал, а смог сделать метод Гегеля своим собственным методом.

И еще одно замечание. Деборин, очевидно, чтобы придать вес своему «Диалектическому материализму», поместил в издании 1922 года предисловие, написанное Плехановым. [47]Но при чтении этого предисловия создается странное впечатление, что оно писалось независимо от текста книги Деборина. В предисловии не упоминается даже имя последнего. Плеханов здесь пишет просто про свое . Но именно здесь становится наиболее явной связь плехановского диалектического материализма с французской философией ХVIII в. О диалектике в этом «предисловии» Плеханова ни слова. И так же выглядят исторические корни «диалектического материализма» у Деборина. «Диалектический материализм, – пишет он, – примыкает к французскому и представляет дальнейшее развитие последнего» [48]. Выходит, что вся немецкая классическая философия от Канта и до Гегеля, к «диалектическому материализму» не имела никакого отношения. Но как раз в этом и состоит суть той критики, которую мы находим у Ленина в адрес Плеханова и Деборина.

Особое отношение Ильенкова к немецкой классической философии часто использовали против него в качестве повода для обвинений в “идеализме” и “гегельянстве”. Но “гегельянство” Ильенкова не шло дальше “гегельянства” Ленина, который считал, что советские философы-марксисты должны составить своего рода “общество материалистических друзей гегелевской философии”. «Итог и резюме, последнее слово и суть логики Гегеля, – писал он, – есть диалектический метод – это крайне замечательно. И еще одно: в этом самом и д е а л и с т и ч е с к о м произведении Гегеля в с е г о м е н ь ш е идеализма, в с е г о б о л ь ш е материализма. “Противоречиво”, но факт!” [49]. Ленин считал возможным материалистическое прочтение гегелевской логики, поскольку материализм здесь у Ленина означает не особую философскую доктрину, а прежде всего отбрасывание от гегелевской диалектики как логики всяких посторонних прибавлений типа Абсолютной идеи, Мирового духа и т.д. Как писал сам Ленин, он читал «Науку логики» Гегеля, вынося за скобки «боженьку».