Мне казалось, что я должна понять эту связь, увидеть нашу идентичность, прежде чем перейду к нашему разобщению. И когда я занималась жизнью матери, это вызвало в памяти один эпизод из моего детства: мы с мамой зимой идем к автобусной остановке. Она усталая, больная, беременная. Мне было три года.
На основании этого эпизода я сделала в дневнике запись, датируя ее мартом 1949 года. Используя свой дневник в качестве машины времени, я писала так, будто была той трехлетней девочкой, видевшей, как грустна и больна ее мать, и отчаянно желавшей сделать ее счастливой. И как бы сильно я ни старалась казаться веселой, хорошей, предупредительной, заботливой, я не могла достучаться до нее.
«Мамочка, посмотри на меня! Посмотри, как я кружусь! Разве я не умница, мамочка? Ты думаешь, я не милая девочка? Я умею бегать! Я умею прыгать! Я умею скакать на одной ножке! Я могу допрыгать до автобусной остановки. Почему ты не улыбаешься, мамочка? Почему ты не смеешься над тем, как я прыгаю? Я не могу тебя развеселить? Я тебе не нравлюсь?»
Это дало результат. Я начала писать взрослым почерком, но постепенно он становился небрежным, появились крупные буквы, как у ребенка. Мой образ мыслей тоже изменился: от взрослого, рационального понимания и осмысления к детскому нелогичному принятию полной ответственности на себя за то, что мать печальна. Я не смолкала, обращая к ней свои мольбы и пытаясь ее развеселить. Я была ребенком, обещавшим хорошо себя вести, быть послушной, чуткой, понимающей, хотя на самом деле я никогда не была ребенком.
Сделав всего несколько дневниковых записей, я поняла, что принесла свое детство в жертву тому, чтобы заботиться о матери. Мои родители поддерживали эти отношения, а все то, что они мне говорили в то время, проигрывается в моем подсознании снова и снова. Б о льшую часть своей жизни я боролась с тем, чтобы эти послания не попали в мое сознание, потому что боялась, что они могут овладеть моим разумом и я действительно поверю в них.
Вооружившись дневником, я решила вытащить наружу эти сигналы, веря, что мое сознательное восприятие прольет свет на них и даст мне возможность увидеть, насколько они серьезны и сильны. Я составила список «Ста вещей, которые мне говорили родители».
Каждый пункт в этом списке представлял собой отдельную незначительную вину.
Например, приближался подростковый возраст, и я испытывала естественное желание больше узнать об окружающем мире. И память подсказала, какие обвинения родителей я слышала, когда выходила из дома: они утверждали, что «они мне больше не нужны». Из-за того, что их собственные родители не дали им необходимого чувства безопасности и беспрекословного принятия, мои мать и отец нуждались в моем постоянном внимании, любви и времени.
Я много раз использовала свой дневник в качестве машины времени, писала Запечатленные моменты из обрывков воспоминаний детства, каждый раз ощущая радость понимания и чувствуя нарастающую симпатию и сходство с тем травмированным, одиноким, напуганным ребенком.
Очень сильные целительные образы пришли ко мне, когда я однажды писала и слушала запись раскатов грома. Мое взрослое «я» пришло к моему детскому «я» и защитило его. Этот образ возник под влиянием воспоминаний о настоящей грозе, которая случилась много лет назад в моем детстве, и я попросила защиты у взрослого человека, который подверг меня сексуальному насилию. В этом образе мое взрослое «я» дало ребенку все то, в чем он нуждался, и ничего не попросило взамен. Я держала его, согревала, защищала и потом отвела домой к родителям, где относились друг к другу и особенно к детям с уважением. Через свой дневник я смогла дать своему детскому «я» именно то, в чем оно нуждалось, чтобы залечить раны и найти любовь и уважение.
Такой опыт раскрытия своих чувств, понимания их и участия в собственном исцелении дал мне новое ощущение внутренней власти. После каждой ступеньки появляется следующая. После образа грозы мне был необходим форум, чтобы выпустить гнев и злость на тех людей, которые подвергли меня насилию в детстве. Дневник принял это все в себя. Я начала со списка «Ста фантазий, которые не подходят для приличного общества». Бумага вынесла все самые мрачные, страшные и сильные выражения моих мыслей. И они утратили свою силу просто под воздействием пролившегося на них света понимания.
Даже если процесс исцеления продолжается или завершается, дневник остается ценным инструментом для работы с собой. Когда детское «я» выслушано, воспринято серьезно, ему дана возможность выразить свой гнев, взрослое «я» может быть готов пойти на разумное примирение с родителями, которые в свою очередь тоже были жертвами. Взрослый видит трагедию в циклическом изображении. Дневник помогает в этом процессе, так как взрослый признает настоящие чувства любви к родителям. Эта любовь держится не на мифическом счастье, а на открытости и истине.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу