Эдвин Поляновский - Урок

Ну, хорошо, талант есть талант Но как же все-таки с теми, кто не станет художниками? Таких ведь немало, наверное.

Да, немало. И это, конечно, очень важно: знать, чем стала студия для тех, остальных.

Однажды услышал я такой разговор:

– Пусть наш сын занимается в художественной студии,– говорила мужу жена.– Не могу понять, почему ты против?

– Я тебе повторяю, это несерьезно,– отвечал он.– Художником можно быть только или талантливым или никаким. Пусть он займется делом: станет физиком, математиком или, как я, инженером-конструктором.

Позиция отца не из редких, скажем прямо. Тем более, важно знать чем была студия для тех, кто не стал художником?

Если взять любой (я не преувеличиваю – любой) рисунок ученика студии, даже очень несовершенный, можно увидеть; учитель учит детей образно мыслить. Не самое ли это главное в педагогике Осташинского? Вспомним аквариум в темноте, через который иногда преломляется пучок света, чтобы у рыб была радуга, вспомним «Океан – море синее», детей с закрытыми глазами.

После одного из таких уроков шестилетний мальчик сказал дома:

– Мама, у тебя брови, как стая волков...

Ну и что, скажет, вероятно, тот отец. И его, быть может, поддержит какой-нибудь практичный читатель: так ли уж это необходимо – воображение, фантазия?

Необходимо. Ученики Осташинского хорошо знают: настоящее искусство перестает существовать там, где кончается воображение, творческая фантазия. Искусство музыки, живописи, поэзии. Искусство медицины, инженерной мысли. Воображение не дает мысли дремать, бережет ее от застоя.

– Вы, может быть, видели,– говорил мне Осташинский,– у нас в студии скульптуру Маяковского? Так вот ее лепил Аркадий Ершов. Между прочим, кандидат технических наук... Валерий Лабковский, тоже наш художник, занимается у академика Колмогорова. Будучи студентом-первокурсником, он уже преподавал в школе для одаренных математиков. Недавно встретил на Крещатике Олега Маншило, его скульптуры были известны на многих выставках. Сейчас – слесарь, говорят, очень дельный. Руку мне подал, и я сразу вспомнил его пальцы, крупные, сильные... Рая Воробчук защитила диссертацию по архитектуре. Другой наш архитектор, Виталий Пашков, показывал мне недавно свой проект пионерского лагеря – загляденье.... Толя Лапутин – кандидат биологических наук [1] С момента появления очерка в газете прошло уже немало времени. Сейчас Анатолий Лапутин – доктор наук, профессор. . И знаете, что приятно? Он подготовил к печати книгу по биологии со своими же рисунками. Биолог должен любить природу и любовью художника...

Долго рассказывал мне Осташинский о своих учениках – художниках, физиках, математиках, химиках. Время от времени он снимал очки, устало щурился, давая, видимо, отдохнуть глазам. Потом снова надевал очки и говорил, говорил... И мне все яснее открывался смысл слов, сказанных однажды известным авиаконструктором А. Яковлевым: «Чайковский – наш соавтор».

Я подумал тогда: если ученица Осташинского станет техническим секретарем, машинисткой, администратором, и тогда я отличу ее от многих. Не смогу не отличить. Потому что Осташинский не только растит художников, но главным образом формирует Личность.

Я вспоминаю иногда один краснодарский трамвай. Он шел вечером, близко к полуночи, позванивая и грохоча на стыках, по окраине города. Сирень свешивалась прямо в окна. В вагоне было очень тихо и скучно. Вдруг в вагон вошли двое: она – в белом подвенечном платье и он – в черном вечернем костюме. Перед одной из остановок молодые проплыли к передней площадке. Прежде чем открыть дверцу, водитель – смуглый, небритый парень – протянул руку и сорвал две ветки сирени. Потом он высунулся из своей водительской кабины, сказал что-то невесте, подмигнул жениху и протянул им цветы.

Все это случилось задолго до моего знакомства со студией, но сейчас я ясно увидел в том парне – водителе трамвая ученика Осташинского. Человека, обученного замечать прекрасное и в искусстве, и в жизни.

В книге отзывов детской студии я нашел запись японской делегации: «Дети, которых так хорошо воспитывают в вашей стране, станут замечательными людьми».

Я подумал, слово «воспитывает» как нельзя лучше подходит к методам обучения Осташинского. Судите сами. Один ребенок любил рисовать только на бумаге большого формата – размашисто, аляповато, с помарками, кляксами, Осташинский стал вырезать для него маленькие, как наклейки спичечных коробков листики и заставлял малыша выводить тончайшие узоры, да так, чтобы каждая черточка, каждая точечка были видны.