Эдвард Эдингер - Эго и Архетип

"...единое не имеет отношения к времени и не занимает никакого от­резка времени" "...если единое существует, оно существует во времени", "...единое осязает и не осязает как себя, так и других". "...единое существует и становится старше и моложе себя самого". "...единое не существует и не становится старше или моложе себя са­мого".

"...если существует единое, тогда оно есть все вещи и никакие вещи...".

Перечень противоречий можно было бы продолжить, но и приведен­ных здесь противоречий достаточно для наших задач. Даже философам трудно разобраться в этом диалоге. Я отношусь к нему как к сложному фи­лософскому коану, который ставит в тупик рациональные способности, чтобы открыть путь к непосредственному субъективному переживанию со­стояния, при котором человек воспринимает себя как индивида. Платон показывает, что Единое невозможно постигнуть с помощью логики или со­знательных категорий времени, пространства и причинности. Единое не­возможно постигнуть с помощью логики потому, что логика приводит к противоречиям. Единое причастно и не причастно времени, простран­ству и причинности. Такие заключения, разумеется, не имеют смысла для философа с рациональной ориентацией. Тем не менее, мы можем рас­сматривать их как довольно точное описание некоторой эмпирической, психологической реальности, реальности индивидуальности. Если считать, что переживание индивидуальности имеет два центра, эго и Самость, тогда упомянутые противоречия займут свое место. Эго олицетворяет некото­рое воплощение, сущность, которая участвует в событиях изменчивого мира времени, пространства и причинности. Самость, как центр архетипической психики, пребывает в ином мире, который находится за пре­делами сознания и конкретизирующих форм его восприятия. Эго состав­ляет центр субъективной идентичности, а Самость—центр объективной идентичности. Эго живет на земле, но имя Самости написано на небесах. Эта же психологическая реальность нашла отражение в мифе о братьях Диоскурах; один сын Зевса Кастор смертен, а другой, Поллукс, бессмертен, неподвластен пространству и времени.

Образу Монады достаточно много внимания уделяет Плотин, неопла­тоник, живший в III веке н. э. В "Эннеадах"24 он высказывает немало пре­красных и глубоких мыслей о Едином, которые, несомненно, проистекают из его внутренних переживаний:

"Все существа являются существами только благодаря Единому ...ибо, что могло бы существовать, если бы не было единого? Если нет единого, то нет и вещи. Ни армия, ни хор, ни толпа не могли бы существовать, если бы не были едиными... Так же обстоит дело и с телами животных и рас­тений; каждый из них составляет единство... Здоровье зависит от коор­динации тела в единстве; красота зависит от того, насколько Единое уп­равляет частями; добродетель души зависит от объединения в одну единственную согласованность".

Трудно найти более удачное выражение, чем это, для первостепенной важности принципа индивидуальности. Если понимать этот отрывок в строго философском смысле, тогда он показывает, что подлинное бытие имеет место тогда, когда мы живем и говорим, исходя из единой, уникальной индивидуальности. Разумеется, об этом легко говорить, но чрезвычайно трудно пережить в действительности. Приведем еще одну цитату из "Эннеад":

"Когда Единый порождает все вещи, он не может быть ни одной из них— ни вещью, ни качеством, ни количеством, ни разумом, ни душой. Он не пребывает нив движении, ни в покое, ни в пространстве, ни во времени, он есть "в-себе-единообразное", или скорее "бесформенное", предшест­вующее форме, движению и покою, которые составляют характерис­тики Бытия и делают Бытие множественным ". В приведенном фрагменте содержится один момент, понимание кото­рого совершенно необходимо для психологического развития, поскольку он нередко встречается в психотерапевтической практике. "Когда Еди­ный порождает все вещи, он не может быть ни одной из них..." Это озна­чает, что было бы заблуждением отождествлять нашу индивидуальность с каким-либо из наших дарований, функций или особенностей. Но именно это мы очень часто делаем. Если человек чувствует себя неполноценным или подавленным в присутствии людей, которые обладают более высо­ким умственным развитием, прочитали больше книг, больше путешест­вовали, более знамениты, более искусны или лучше разбираются в искус­стве, музыке, политике или иной сфере человеческой деятельности, тогда этот человек совершает ошибку, отождествляя одну из своих особеннос­тей или функций со своей существенной индивидуальностью. Он чувствует себя неполноценным, потому что одна из его способностей имеет более низкое достоинство, чем способность другого человека. Затем чув­ство неполноценности приводит индивида либо к депрессивному замы­канию в себе, либо к защитному, конкурентному стремлению доказать, что он не является неполноценным. Если такой человек способен осо­знать, что его индивидуальность и личное достоинство находятся за пре­делами конкретных проявлений, тогда достоинства других людей больше не представляют опасности для его чувства безопасности. Это врожденное чувство достоинства предшествует деяниям и достижениям и не зависит от них; оно составляет то бесценное наследие, которое оставляет в психи­ке переживание искренней родительской любви. При отсутствии такого переживания индивид должен прилежно искать в глубинах бессознатель­ного его внутренний эквивалент, Монаду, которую нередко символизирует мандала. Это переживание вызывает у индивида ощущение обладания сверхличностной основой для своего существования и позволяет ему по чувствовать, что он имеет право существовать таким, как он есть в дейст­вительности. Теологическим эквивалентом такого переживания являет­ся оправдание перед Богом.