Джеймс Холлис - Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым

Наша жизнь начинается с потери и заканчивается ею. Мы теряем наиболее безопасное и наименее требовательное из всех возможных своих обиталищ, где незамедлительно и сами собой исполнялись все наши потребности, и попадаем в мир опасности и случайных, непредвиденных обстоятельств. И когда приходит наш срок, мы окончательно расстаемся и с нашим смертным состоянием. И при всем том, что желание подольше задержаться на этом свете вполне естественно, неизбежность утраты скорей требует от нас ценить то, что мы уже имеем в жизни, дорожить мимолетностью ее проявлений и знать, что ее дар открывается именно в этом непостоянстве. То, что было бы нашим навечно и ценилось бы не так высоко. Ценнее всего оказывается то, что легче всего потерять. В мифе о троянском царе Тифоне повествуется о том, как бессмертие превратило его жизнь в бессмыслицу, поскольку каждый выбор этого часа мог быть превращен в свою противоположность следующим. Поэтому он взмолился к богам, прося даровать ему смертность, – чтобы каждый его шаг, теперь уже исполненный риска, имел значение и смысл. И боги были благосклонны к его мольбе.

Скорбь – это честное признание утраты, которое основывается на честном признании ценности. В скорби мы искренне восхваляем те дары, которыми были наделены. Например, когда приходится оплакивать утрату любимого человека, мы испытываем острейшую боль, но при этом самый факт скорби есть не что иное, как прославление того богатства, что было получено в дар от жизни. Нельзя получить сокровище без возможности его потерять, а без потери невозможно вполне насладиться богатствами, которые некогда достались.

И снова, подобно тому как естественная тенденция Эго – стремление к полновластию, так величайший из страхов Эго – страх потери и слабости. Следовательно, едва ли не постоянно Эго живет в состоянии страха, осознаваемого или неосознаваемого, ибо ему постоянно приходится заглядывать в бездну утраты. В знаменитой молитве программы «Двенадцати шагов» содержится просьба о внимательности, чтобы четче различать между силами, которые в нашей власти, и теми, которые нам неподвластны. Такое повседневное размежевание оказывается на деле единственным путем, которым можно прийти к безмятежности духа. К слову сказать, Gelassenheit – «безмятежность» по-немецки – буквально можно перевести как «отказ от контроля». Безмятежность, свойственная облику Будды, тоже основана на признании тщетности стремления к контролю, власти и удовольствиям. Победа как над страхом утрат, так и над желанием всевластия дарует свободу, а значит, безмятежность. Как далека подобная безмятежность от наших лихорадочных фантазий приобретения, контроля и собственности, которые лишь подогреваются рынком! Их следствие – такой же непреходящий страх потери и бегство от искренности скорбей. И снова лишь отказ, иначе говоря, сознательное оставление ложной надежды на постоянное приобретение жизненных богатств может принести ощущение безмятежности и одновременно наслаждения той полнотой и разнообразием, которыми так обильно наделен каждый из нас.

Кто и когда не изменял другому и, в свою очередь, не знал измены? Мы столь хрупкие сосуды, что сами не в состоянии вместить тех идеалов, о которых заявляем во всеуслышание. Мы изменяем нашим детям, отдавая им меньше, чем могли бы, даже в том случае, когда сознательно жертвуем ради них большей частью своего времени. Мы изменяем друзьям и супругам всякий раз, как только эгоистичная программа вторгнется в наши планы, что она постоянно и делает, – и при этом кто из нас силен настолько, чтобы держать эту скрытую программу под контролем? И кто из нас не ощущал хотя бы однажды экзистенциальной измены, не пребывал в полной уверенности, подобно Иову, что с жизнью «достигнуто взаимное согласие» по всем статьям контракта, а стоило ей сделать подножку, воспринимал это как предательство?

Но даже если мы и не заключали подобных сделок со вселенной, это все равно не гарантирует того, что однажды не доведется испытать чувства измены. Ну, а тот, кто твердо убежден в существовании контракта, такую измену чувствует острее всего. Как с надеждой в голосе спросил меня один человек на первом же сеансе: «Может ли психотерапия свести к нулю мои шансы заболеть раком?» Увы, здесь не получается «ты – мне, я – тебе», и «измена» – это лишь измена нашей надежде на правомочность таких контрактов. Как много веков назад признавал Экклезиаст, дождь посылается праведным и неправедным. Так что какие тут могут быть «сделки»!