Владимир Шигин - Кораблекрушения Тихого океана

Итак, командование шлюпом в чрезвычайных обстоятельствах принял на себя штурман Даниил Калинин. Зайти же сразу в самую ближнюю гавань – Якутат – не получилось из-за сильных и противных ветров. Только в ночь 16 ноября «Неве» удалось войти в Чугацкий залив и бросить якорь в Воскресенской гавани, где была пресная вода и относительно спокойная стоянка. Это же обстоятельство подчеркивает и КТ. Хлебников: «Шлюп по причине крепких противных ветров не мог достигнуть осенью Ситхи и заходил в Воскресенскую гавань».

Простояли там недолго, всего 11 суток. Немного починились и налились водой, но уже 27 ноября из-за тяжелых зимних условий вынуждены были покинуть якорную стоянку и выйти в океан. Сразу же после выхода Борноволоков предложил «спуститься к Сандвичевым островам» и Калинин, в принципе, с этим согласился. Удержало их здесь лишь то, что в этом варианте могло не хватить принятого запаса воды.

Поэтому проложили кратчайший курс на Ситку и вначале пошли очень ходко – уже через трое суток на горизонте открылась гора Эджкомб (Эчкум), до которой было, на глаз, около 130 верст по прямой или порядка суток такого же хода. Но фортуна явно отвернулась от «Невы». В ночь на 1 декабря снова задул жесткий норд-ост и все началось сначала. И так вот до начала следующего года -1 января 1813 года шлюп был, в сущности, игрушкой волн и ветров, когда курс его вынужденно менялся 5–6 раз в сутки.

Но как совершенно определенно свидетельствовал обо всем один из спасшихся – гардемарин Михаил Терпигорев, – в этих ужасных условиях Калинин почти не сходил со шканцев и всегда знал место судна, хотя Солнце и звезды не показывались неделями. На «Неве» к январю работоспособных оказалось человек десять, «а Г.Г. Неродов (штатный штурман) и Подушкин также по известным причинам отказались от своих должностей».

На «Неве» к этому времени уже начало твориться нечто неописуемое, беспорядки достигли всех мыслимых пределов. Измученные непрерывными штормами, сыростью и качкой пассажиры, среди которых были женщины и дети, пришли в совершенно жалкое состояние. И у многих было такое ощущение, что кто-то намеренно стремиться ухудшить положение и усугубить и без того ужасающие многодневные трудности. «Не редко случалось, что выходя наверх, он (Калинин) замечал, что рулевой правит не так, иначе, чем было ему приказано». По своей или чужой воле – тогда осталось невыясненным, но вскоре это все привело к роковой ситуации».

К несчастию экипажа, раздоры и несогласия, возникшие между старшими офицерами на пути до сего места, здесь еще более усилились. Подушкин предлагал прозимовать в сем порте, представляя неизбежную опасность, сопряженную с плаванием в зимнее время по морям бурным на старом, худом корабле, с поврежденными снастями, неполным комплектом парусов и с неопытным экипажем, между коими начали уже показываться разные болезни. Но Калинин был противного мнения: он думал, что зимование и столь свирепом климате, не имея удобного жилья, достаточной пищи и занятия для служителей, повергнет их в пагубную недеятельность и распространит между ними цынготную болезнь, которая, вероятно, лишит столь многих из них жизни, что корабль будет приведен в невозможность достичь какого-либо порта, обитаемого русскими. По сим причинам Калинин думал, что им надлежит непременно выйти в море и стараться достичь Ново-Архангельской крепости на острове Ситхе; господствующие при здешних берегах в сие время года северные и северо-западные ветра обещали ему успех.

Борноволоков должен был решить спор между двумя мореходцами; он долго колебался, наконец, решился последовать совету Калинина.

Вместе с утверждением плана Калинина поручено ему было и начальство над кораблем, ибо лейтенант Подушкин отказался от командования оным. Исправив корабль, сколько возможность и обстоятельства позволяли, Калинин около 1 декабря вышел в море и направил путь к мысу Эджому, лежавшему при самом входе а Ситхинский залив, где находится крепость Hoвo-Архангельск. Через три или четыре дня пришли они на вид высокой горы на сем мысу.

Но в первых числах декабря начались жестокие противные ветры, которые скоро удалили корабль от берегов и потом, переменяясь, носили его по волнам моря около месяца. В продолжение сего времени несчастный экипаж не столько страдал от холода, ненастья, свирепых бурь и недостатка пищи и воды, сколько от несогласия управлявших им, ибо раздоры и беспорядок на корабле между офицерами вселяли в нижних чинов недоверчивость к своим начальникам, и служители имели причину полагать, что офицеры не были уверены в своем искусстве и сами не знали, что делали. Я не думаю, что Терпигорев был прав, когда уверял Берга, что в иной день переменяли они пять раз курс свой: то шли в Ситху, то в Кадьяк, Уналашку или Якутат. Едва ли сыщется ныне в нашем флоте офицер столь малодушный, который бы с каждой переменой ветра переменял и порт своего назначения, чтоб только плыть с попутным ветром. Но мне известно, что на корабле “Нева” в это время господствовал совершенный беспорядок, а Борноволоков, не зная науки мореплавания, со всем своим умом, не мог решительно приказывать, что делать надлежало, и по необходимости следовал внушениям других, а посему повеления его часто переменялись. Однажды велел он править к Сандвичевым островам, о которых читал в одном путешествии и пленился ими; мысль его была весьма основательна, но морские офицеры объявили ему, что на переход туда нет у них ни съестных припасов, ни пресной воды, о чем прежде, как человек не морской, он не догадался справиться.