Эдгар Уоллес - Похищенная картина. Убийство у школьной доски. Обожатель мисс Уэст. Рубины приносят несчастье

— Это закалило ее характер. Она сделала научную карьеру.

— Такого я бы от нее никогда не ожидал. Но тут уже действовал другой стимул. Он и толкнул ее на этот путь.

— Какой стимул?

— Прямо-таки безумная любовь к детям. Не ради честолюбия, не из склонности к медицине или карьерных соображений Мария посвятила себя науке и стала в конце концов профессором академии. Единственным, что ею двигало, была материнская любовь и желание создать детям самые лучшие материальные условия и общественное положение. Вы, вероятно, знаете, что Мария родилась в таком кругу, где до войны брак с каким-то аптекарем считался бы унижением. Мария, в силу своего воспитания, не могла допустить, чтобы ее дети остались просто «аптекарскими детьми». «Сын пани профессора» — звучит совсем по-другому, не так ли?

— Сомневаюсь, что в нынешние времена есть еще люди, которые придают этому значение, — заметил подпоручик Климчак.

— Все-таки есть, — подтвердил полковник.

— А после возвращения на родину вы общались с пани Рогович?

— Только изредка. За все эти годы мы встречались, быть может, раз пять.

— Пани Рогович осталась вдовой?

— Да. Рогович — ее фамилия по мужу-аптекарю. Я сперва даже удивился, что молодая привлекательная женщина второй раз не вышла замуж. Претендентов, я думаю, хватало. Может, и теперь бы нашлись. Но Мария из тех женщин, которые живут только ради детей. Увы, хоть она и профессор, в семье не блеснула педагогическим талантом. Особенно если речь идет о сыне.

— Вы что-нибудь о нем знаете?

— К сожалению, знаю. Мальчик уже с детства считался восьмым чудом света. Самый способный, самый красивый ребенок на всем земном шаре. Неудивительно, что он довольно рано сбился с пути. Даже аттестат зрелости оказался ему не по зубам. Несколько раз убегал из дома, дочиста обворовав мать. Разумеется, Мария все это тщательно скрывала. Его выгнали из четырех школ. В армии тоже недолго подвизался. На побывке якобы заболел, и потребовалась какая-то операция. Его освободили от службы по состоянию здоровья. Здесь чувствуется рука любящей мамаши, которая не в силах была видеть, как сыночек мается. В конце концов профессору Медицинской академии не так уж трудно раздобыть свидетельство о непригодности к службе. А пани Рого-вич буквально все готова сделать для своего чада.

— Даже стукнуть кого-нибудь молотком по голове? — быстро спросил подпоручик.

— Не цепляйтесь к словам.

— Я задал вам вопрос.

— Если бы не было другого выхода, эта сумасшедшая решилась бы и на такой отчаянный шаг. Но она этого не сделала.

— Вы так полагаете?

— Уверен! Она не сделала этого прежде всего потому, что обратилась ко мне, и мы вдвоем решили, что именно предпринять для спасения ее сыночка. Значит, не было мотива. Не было и возможности. Она находилась у меня и сошла вниз, когда пан Доброзлоцкий в полном здравии сидел в своей комнате.

— Она могла вернуться.

— По приставной лестнице? — иронически осведомился пан Крабе.

Подпоручик умолк. Эта чертова лестница выплывала на каждом допросе и всегда оказывалась якорем спасения для всех подозреваемых.

— А дочь пани Рогович? — полковник перевел беседу в более спокойное русло.

— С нею не так носились, как с сыном, и хлопот с ней было гораздо меньше. По крайней мере, она хорошо учится.

— Вы давно знаете редактора Бурского?

— Несколько лет. Мы в приятельских отношениях, но не слишком близких. Встречи по случаю именин, бридж один-два раза в год…

— Говорят, он талантливый журналист?

— И еще больший зазнайка, — фыркнул пан Крабе. — Особенно после успеха его книги.

— Неплохой детектив, — заметил полковник.

— Ничего особенного. Просто ловко сочиненная история. Бурский столько лет был судебным репортером, что без труда из разных подлинных случаев надергал фактов и склеил в одно целое. Неизвестно, сколько в этой книге пера и чернил, а сколько клея и ножниц.

— Но роман наделал много шума.

— Детективный роман — это спекулирование на низменных вкусах обывателя. Такой славе я не завидую.

— Интересно, переведут ли книгу на другие языки?

— Бурский прямо из кожи лезет, чтобы этого добиться. Но я сомневаюсь. На Западе такой роман — не диковинка. У тамошних издателей есть постоянные авторы, уже завоевавшие рынок. Незачем рисковать и связываться с дебютантом. Другое дело, если бы, располагая деньгами, Бурский взял на себя финансовый риск при издании романа.

— А какие средства на это нужны?