Л Уотсон - Ошибка Ромео

просто делились и начинали все сначала) старились и умирали. Смерть - вот цена, которую мы уплатили за половые различия.

Взамен утраченного бессмертия организм обрел индивидуаль ность. Не просто временные фазы в бесконечном процессе, а от дельные существа со своими собственными особыми чертами. "Процесс воспроизводства был нарушен" - и это, пожалуй, все, что можно сказать о бактериях, зато аналогичное событие в мире насекомых описывается иначе: "кузнечик погиб". С появлением индивидов стал возможен переход от обобщения типа "смерть наступила" к точному указанию, кто конкретно умер. Но тут же вырисовывается новая проблема. Мы уже пришли к выводу, что организм остается живым, несмотря на то что некоторые из состав ляющих его клеток погибли. Мы даже предположили, что мертвые клетки могут считаться живыми на том основании, что они про должают играть определенную роль в выживании организма как целого. Индивиды, входящие в очень тесно связанное сообщество, могут оказаться в таком же положении.

Зоолог Клейборн Джоунз указывает, что выделить индивиду альную особь нисколько не легче, чем дать определение вида. Так, например, есть предположение, что рабочая пчела является вов се не организмом, а чем-то, что придумано человеком. А вот улей и есть единый организм. А если это так, то что происходит, когда погибает рабочая пчела: она ли умирает, или улей попросту те ряет один из своих компонентов? Существуют веские основания считать улей и муравейник целостными организмами. Одиночные рабочие пчелы или муравьи стерильны и так же неспособны раз множаться, как красные кровяные тельца. В самом деле, они осу ществляют ту же миссию доставки, и их шансы на самостоятель ное выживание столь малы, что не превышают возможностей изо лированной клетки крови. Так кто же может претендовать на индивидуальность - пчела или улей? Если улей является единым организмом, то зависит ли его выживание от количества живых ра бочих компонентов? Сколько нужно изъять пчел, чтобы счесть улей мертвым? Вероятно, на все эти вопросы можно дать один и тот же ответ, а именно: жизнь и смерть существуют бок о бок, и осмыс ленное определение любого из этих понятий неизбежно включает в себя оба полюса.

Возможность существования общественных организмов и груп повых индивидуальностей ставит еще один вопрос. Предположим, какая-то внешняя разрушительная сила разбила улей, не повредив ни одной пчелы, а просто разметав их по окрестностям. Улей исчез, но погиб ли организм? А если не погиб, то как назвать си туацию, когда разогнанные пчелы вливаются в новый улей, ста новясь его составными частями? Если убит и растерзан своими сородичами волк, мы говорим, что он умер. Так ли это? Дилемма

разрастается. Где помещается жизнь, пока ее части перестраи ваются? Это не просто философский вопрос. Развитие хирургиче ской пересадки органов ставит эту проблему в ряд важнейших моральных и юридических задач.

Морские губки состоят из массы клеток, организованных в сообщество, функционирующее как одно целое и представляющее собой, по мнению большинства зоологов, единый организм. Но если вы разрежете губку и протрете кусочки через шелковую ткань так, чтобы все клетки отделились друг от друга, эта неорга низованная кашица в скором времени вновь соединится, превра тившись в полноценную губку. Очень удачный эксперимент такого рода производился над красно-ржавой губкой Microciona prolifera и желто-зеленой губкой Cliona selata. Образчики обеих губок были мелко растерты и растворы тщательно перемешаны. Через двадцать четыре часа красные и желтые клетки реорганизовались и вновь соединились в форму первоначальных губок. К началу эксперимента имелись два разных живых организма. Встает во прос: что в них оставалось живым, а что погибло в смешанном растворе? Все клетки остались живы, но на какой стадии мы имеем право приписывать каждому из этих организмов индивидуальную .жизнь? И как объяснить тот странный факт, что несколько крас ных клеток благополучно встроились в желтую губку?

Можно оспорить право губок считаться отдельными организма ми на том основании, что это скорее колонии, но вот Теодор Хаушка проделал необычный опыт с несомненным организмом - мышью. Он взял зародыши мыши на тринадцатый день внутриутробного развития и размолол их так мелко, что они смогли пройти сквозь тонкую иглу шприца. Раствор с зародышами он ввел в полости девственных женских особей той же породы. Через пять недель у всех этих животных обнаружились в брюшной полости координи рованные массы костей и тканей. Они достигали размера недель ных зародышей. Очевидно, отдельные клетки оказались способны объединиться и развиваться в направлении образования закончен ных животных, только каких? Вероятно, мышей, но какого вида? Того же, какой сформировался бы в матке мыши-донора? А если нет, то что произошло с эмбрионами? Умерли?