Эрик Вейнер - География гениальности - Где и почему рождаются великие идеи

Однако в этом огромном здании обитало и одиночество. Отец Тагора, помещик и торговец, часто путешествовал, а возвращаясь домой, держался особняком. Это типично для биографии гениев: от одного из родителей (а то и от обоих) любви не дождешься. Гений растет, лишенный эмоционального комфорта, а потому так или иначе ищет компенсации. Как сказал Гор Видал, «ненависть к тому или иному родителю может сделать из человека Ивана Грозного или Хемингуэя; преданная же и любящая любовь сразу двух родителей может абсолютно уничтожить художника».

Я вхожу в комнату, ощущая босыми ногами холод мраморного пола, и передо мной предстают картины Тагора. Некоторые из них совсем простые, словно ребенок рисовал, другие сложны и вселяют беспокойство. Много портретов женщин в накидках с тревожным взором, устремленным вдаль. Вообще-то Тагор не собирался становиться художником. Он увлекся живописью случайно, в силу совпадения. И то, как это произошло, многое говорит о природе творчества.

Началось, как и все в его жизни, со стихов. Их легкость обманчива: в каждую строфу вложено множество пота. Вечно стремящийся к совершенству, он снова и снова вымарывал строки и даже целые страницы. Обдумывая точное слово, разрисовывал бумагу завитушками. Получались изящные орнаменты.

Однажды он показал свои завитушки другу, Виктории Окампо. Она взглянула на них и удивилась: «Что ж вы не рисуете?»

И тогда, в возрасте 67 лет, не имея художественной подготовки, он взялся за кисть и стал рисовать. В течение следующих 13 лет Тагор создал около 3000 рисунков и картин.

В связи с этим мне вспоминается джазист-ударник, описанный Оливером Саксом в книге «Человек, который принял жену за шляпу». Музыкант страдал синдромом Туретта. У него случались внезапные и неконтролируемые тики, создававшие во время игры сбои. Однако всякий раз, когда возникала такая «ошибка», он делал ее отправной точкой импровизации. Непосвященный слушатель слышал не ошибку, а яркий экспромт.

Этот джазист, как и Тагор со своими завитушками, удивлял сам себя, обеспечивал встряску сам себе. С точки зрения теории хаоса сбой в мелодии был чистой воды случайностью. Однако джазист умело превращал его в точку бифуркации. Представьте себе бурную реку: вода набегает на валун, после чего разделяется на два потока. Валун есть точка бифуркации, в которой турбулентная и хаотическая система делится на новые системы. Точки бифуркации выглядят как препятствия, но в реальности дают возможность «перевести стрелки». Все гении обладают этой способностью превращать случайное событие (даже ошибку) в возможность пойти новым и неожиданным путем. Здесь необходима, выражаясь языком психологов, когнитивная гибкость. А я бы сказал, что люди вроде этого джазиста отважны .

В соседней комнате я замечаю черно-белую фотографию: Тагор, со своей седой шевелюрой и бородой, стоит плечом к плечу со столь же косматым человеком. Напряженный взор Тагора устремлен прямо вперед. Второй мужчина выглядит раскованнее, а на его устах затаилась легкая усмешка. Это Альберт Эйнштейн.

Гиганты мысли встречались несколько раз: сначала в Берлине в 1926 г., затем в Нью-Йорке. До чего же странная пара! Тагор, «поэт с головой мыслителя», и Эйнштейн, «мыслитель с головой поэта», как сказал Дмитрий Марьянов, родственник Эйнштейна. Удивительная концентрация мысли образовалась в той комнате, «словно беседовали две планеты» (по выражению Марьянова).

Но эти планеты вращались по разным орбитам: гениям не удавалось найти общий язык. Как саркастически заметил философ Исайя Берлин, их встреча стала «полной не-встречей умов».

Речь зашла о природе реальности. Тагор заявил, что наш мир относителен и его реальность обусловлена нашим сознанием. Эйнштейн возразил:

– Если людей вдруг не станет, сделается ли Аполлон Бельведерский менее прекрасным?

– Да! – Ибо наш мир есть человеческий мир.

– Я согласен с концепцией красоты, но не с концепцией истины.

– А почему нет? – парировал Тагор. – Истина реализуется через людей.

Повисло молчание. Потом Эйнштейн, этот строгий ученый, произнес чуть слышным шепотом:

– Я не могу доказать правильность своей концепции, но это – моя религия.

Стоит ли удивляться, что они не нашли общий язык? Не думаю. Вспомним, какими колкостями обменивались Микеланджело и Леонардо, словно обидчивые подростки. Вопреки избитому клише, великие умы не мыслят одинаково. В противном случае цивилизация не достигла бы прогресса.