Борис Дубин: Интеллигенция. Заметки о литературно-политических иллюзиях

Иначе говоря, за те годы, которые принято называть последними, проблема доступности обозначилась как центральная проблема культуры и социальной жизни. Именно с обеспечением доступности целый ряд социальных групп связывает свое место в настоящем и положение в ближайшем будущем. Это касается не только групп литераторов или критиков, но и ведомственных организаций. В частности, и Госкомиздат, формулируя свои проблемы и перспективы, кажется, собирается ответить на сложившееся положение, когда подавляющее большинство читательских групп выражает недовольство тем, что такие-то книги им недоступны.

«Доступность» есть форма управления культурным процессом с помощью консервации определенного состава культуры – единого и всеобщего набора благ по принципу комплексного обеда. Эта ведомственная организация культуры выражается для разных групп по-разному. Для инновационных творческих групп она означает блокировку социального признания через устранение возможностей выхода «в печать», «в свет». В этих условиях и наука и литература существуют в единственно допущенной, противоестественной в своей единственности форме – устном бытовании среди «своих». Для других групп деформация литературного процесса на предшествующих стадиях означает возможность паразитировать на устраненном и забытом и, покровительствуя группам бывших «культурных лишенцев», самим превращаться в творца или, как минимум, в культурного лидера. Для публики этот же процесс оборачивается ожиданием, когда же и ей сервируют культуру в виде целостного и упорядоченного наследия.

Для Госкомиздата сохранение нынешней доминирующей позиции означает возможность в условиях постоянного роста культурного уровня публики оправдать свою деятельность через апелляцию ко все менее подготовленному, зато самому широкому читателю, которому гарантируется (точнее, обещается) безусловный рацион школьной программы. Тем самым распределительная экономика культуры производит необходимый ей недостаток, а вместе с тем и армию послушных исполнителей, лишенных творческого потенциала.

Для социологии условием изменения подобной ситуации является не обеспечение авторитетом науки принимаемых сегодня «временных» решений, а постоянное многостороннее и критическое осмысление существующего положения.

Всякая сложившаяся бюрократическая структура перестает развиваться и становится почти абсолютно устойчивой и незыблемой. В условиях монополии управления каким-либо производством (даже при провозглашенной общенародной собственности на средства производства) мы можем говорить фактически о групповой собственности управляющей корпорации, поскольку ее право распоряжения, контроля над ресурсом, над кадрами, объемами и структурой производства носит абсолютный характер. Как «идеологически» оформляется это право, зависит от конкретной области производства и социальной сферы, а также от исторических условий. Важно лишь одно – на этом возникающем праве или привилегии кристаллизуются определенные групповые интересы, чрезвычайно близкие по своему характеру прежде всего к интересам собственности и усиления власти. Рост этих групп в соответствии с социологическими закономерностями развития больших организаций идет именно пропорционально возможностям власти и ее вторичным благам (престижу, особому обеспечению и тому подобное), он никак не связан собственно с объемом технической работы, то есть определяется групповыми интересами корпорации или организации. Многими экономистами подобные формы монополизма рассматривались как закономерные или даже оправданные в чрезвычайных условиях форсированной индустриализации и предвоенных лет. Более того, с течением времени они стали восприниматься как естественно присущие самому социализму, как единственно возможные. Так было до тех пор, пока дальнейшее усложнение социальной жизни, развитие производства не продемонстрировали угнетающий характер монополизма в любой сфере, вызванные им стагнацию и социальную патологию.

С осознанием этого обстоятельства встал вопрос о том, как должно или может быть упорядочено в социальном и правовом отношении взаимодействие различных по своим интересам групп. В настоящее время главная проблема видится в том, что отсутствуют правовые и организационные формы представления групповых интересов, ценностей на общественной арене. Это не значит, что этих интересов нет. Напротив, жизнь показывает, что именно они-то и определяют динамику и направление социального развития общества, воплощают в себе всю сложность современного, интенсивно развивающегося целого, испытывающего постоянную дифференциацию своей структуры – профессиональной, социальной, групповой, институциональной, региональной, национальной и тому подобное. Будучи «непризнаваемыми», загнанными вовнутрь, они не исчезают, а становятся неподконтрольными, принимают «извращенный» или «превращенный» вид. Скрытыми они оказываются потому только, что какая-то одна определенная группа общества (ведомство, организация и тому подобное) в данной сфере представляет свои интересы как всеобщие, что неоднократно раскрывалось в последнее время в критических публикациях о последствиях деятельности корпорации-монополиста (Гидропроекта; министерства, выросшего на хлопке; министерства связи и прочих). Непроявленность групповых интересов ведет в конечном счете и к «теневой экономике», и к несокрушимым ведомственным барьерам, к парадному внешнему общественному монолиту, декларируемому в передовицах газет. Нынешняя острота социального и экономического положения связана – подчеркнем еще раз – именно с отсутствием нормальных форм представительства и регуляции групповых интересов. Вопрос этот является, собственно, вопросом демократии при социализме и касается не только политических, но и правовых, экономических отношений, а также и регуляции доступа различных общественных групп к средствам массовой и печатной коммуникации. Без этого все разговоры об ускорении, о кооперативных формах производства и обслуживания будут «разговорами в пользу бедных».