Борис Дубин - Литературная культура сегодня

Борис Дубин

Литературная культура сегодня

Социальные формы, знаковые фигуры,

символические образцы*

Мой предмет - нынешние способы организации литературных коммуникаций в России и, соответственно, те представления о литературе, которые эту коммуникативную деятельность опосредуют, создаваясь, живя, наново актуализируясь в ней. Причем меня как социолога будут сейчас прежде всего интересовать процессы дифференциации и консолидации самого' литературного сообщества, и лишь в этой связи, как бы во вторую и третью очередь - читательская публика с ее вкусами и предпочтениями, а также институты, тиражирующие словесность и доносящие ее до читателей (издательства, библиотеки).

1

Важнейшее событие, цепочка событий, процесс девяностых годов в интересующей меня сфере - это эрозия, распад и уход государственных форм организации и управления литературой. Я имею в виду (характерно, что это уже все чаще приходится напоминать и объяснять) отделы культуры разных уровней власти, систему Госкомиздата, Комитет по охране государственных тайн в печати, Союз писателей и писательскую номенклатуру, а соответственно - так или иначе воплощенную в их деятельности, пусть уже реликтовую, советскую идеологию и главное - базировавшиеся на ней или к ней отсылавшие инструменты регулирования литературного производства, все эти утвержденные сверху издательские планы, назначенные оттуда же тиражи, заданные формы распространения книг, твердые цены на них, писательские премии, почетные собрания сочинений, прочие формы прямого и косвенного государственного вознаграждения. Очевидно, что практически ни одной из этих организационных форм и несомых ими мобилизационно-запретительных функций сегодня не существует.

Соответственно, лишился функционального места и достаточно значительный по количеству, сравнительно влиятельный в прежнем советском обществе слой государственных служащих среднего и более низких уровней. Он обеспечивал работу всей этой системы, связывал с ней свои жизненные интересы, социальное положение, виды на будущее - свое и детей. "Вместо" этого писатели и близкие к ним внутрилитературные круги (критик, издатель со своей литературной программой и проч.) получили теперь свободу от страха перед репрессивным государством; свободу от прямого вмешательства цензуры в их деятельность; свободу зарабатывать себе на жизнь письмом (или, с опорой на заслуженное пером, участием в публичной политике, деятельности массмедиа, модных демонстрациях, акциях саморекламы и проч.); наконец, свободу выезда за рубеж и работы за рубежом, прямых контактов с мировой культурой, ее живыми фигурами, их различными, а нередко и впрямую конкурирующими между собой представлениями о словесности. Вряд ли кто-нибудь из соотечественников решится назвать возможности, открывшиеся здесь для индивида и для слоя в целом, скудными или несущественными.

Однако, вместе с тем, это повлекло за собой заметные перемены в символическом значении литературы - в ее роли смыслового полюса, ориентира, фокуса для привычной по прежним временам консолидации образованных слоев российского населения. В целом сегодня стало уже общепринятым говорить о снижении знаковой роли литературы в России - и ее чисто культурной значимости, и социальной привлекательности как для самих литературнообразованных россиян, так и для более широких групп населения, конце русского литературоцентризма и т.п. В общем плане это, пожалуй, верно. В частности, еще и поэтому население, включая имеющих высшее образование, теперь куда свободней признается в том, что не читает художественную литературу, не покупает беллетристику.

Характерно, кроме того, что наиболее молодые, квалифицированные и активные фракции образованного слоя, прежде всего - в Москве, Петербурге, крупнейших городах России, в 1990-е годы стали переходить в массмедиа, менеджерство, рекламу, бизнес и другие более престижные сферы, искать более ощутимых форм социального подъема, быстрого признания и гратификации (о достаточно многочисленных случаях переезда за рубеж на время или насовсем сейчас не говорю). Соответственно начали перестраиваться структура их досуга и система культурных приоритетов. Далее, во второй половине девяностых, уже сами подобные процессы социального перетока стали определяющим образом воздействовать на значение и престиж литературы, на характер литературных образцов, социально востребуемых этими более активными и заметными группами общества, говоря экономическими категориями - на платежеспособный литературный спрос.