Александр Москвин - Симфония предчувствия. Космологическая поэма

Залезаю со своим панцирем по приставной лесенке на невысокую плоскую крышу хозблока, что рядом с коттеджем. Вот тут ему будет самое место, здесь его ни одна собака не достанет, здесь он и пропечётся, и проветрится, и запашок выдохнется .

– Здравствуйте, сосед. – Молодой весёлый и уверенный женский голос снизу из-за спины заставляет оглянуться.

– Здравствуйте, – спускаюсь с лестницы. Передо мной красивая, даже идеально красивая девушка.

– Ангелина, – внезапная соседка как бы невзначай (а может мне это и показалось) демонстрирует ровный загар и роскошное тело, чуть прикрытое купальником.

– Очень приятно, а я Алексей, – отдаю честь, приложив руку к широким полям своей живописной шляпы.

– А что это там у вас? – неожиданная знакомка смотрит чуть искоса, с едва проступающей лёгкой иронией, так свойственной красивым женщинам, оценивающим нового, вызывающего интерес мужчину.

– Морская черепаха.

– Ой, как занятно! И вы её сами поймали?

– Сам.

– Класс! Муж в прошлый сезон в Кении тоже антилопу завалил. А в этом году меня одну сюда отпустил с мамой, – Ангелина выдерживает многозначительную паузу и бросает взгляд неотразимой и преуспевающей дамы, убеждённой, что всякий прослышавший об её одиночестве мужчина тут же не преминет словить такую редкую подвернувшуюся удачу. – Всё равно после Нового года никакой торговли нет.

– Значит, у вас сейчас что – то вроде отпуска? – не сбиваюсь с официальности (хы, муж).

– Я уж тут месяц. Скоро уезжать, – отпускница немного бравирует в ожидании ухаживаний, – а муж весь в бизнесе безо всяких каникул.

– А я вчера приехал, – (живое только стремится к совершенству, поэтому, наверно, идеальные формы так холодны и не зажигают).

– А зачем же черепаху на крышу? Она же поползёт и свалится оттуда.

– Никак не поползёт, отползала уже своё, один панцирь остался. Пусть пропечётся на солнышке, а то попахивает.

– Только панцирь? – чуткая на мужское равнодушие красавица отзывается усмешкой. – И вонючий? Для чего он вам? К продаже готовите?

– Нет, домой в Питер отвезу. Трофей. На стенку повешу. Сбылась мечта туманного детства.

Говорю, будто оправдываюсь на её нарастающий холодок. И чего оправдываюсь?

– Был такой музыкальный телефильм про морскую черепаху. Ну, вы-то поздно родились, его наверняка не видели, он в шестидесятые годы шёл. Про туземца с острова, он тогда песенку пел такую, вот послушайте:

По океану плывёт черепаха, ууу! – Мой прекрасно поставленный бас звучит прямо в лицо Ангелине:

– На черепахе костяная рубаха, ууу!

Не слишком ли концертно я пою? Что-то она опешила слегка, видно, в толк не может взять, посмеиваются над ней или что? Продолжаю вокал:

– А зачем здесь ууу?! – Неожиданный детский голосок прерывает пение. Любопытная куколка подняла глазки и стоит ждёт ответа.

– Алечка?!

– Это туземец от восторга «ууу» запел, когда черепаху поймал, – смотрю на подошедшую вчерашнюю принцессу и вдруг … Весело ерошу её мягкие кудряшки. (Сам не ожидал!) – И я её тоже поймал, ууу!

Светленькая головка как котёнок едва заметно потёрлась о мою ласковую ладонь.

– А ты мне покажешь эту черепаху, а то мне отсюда не видно?

– Обязательно, всенепременно и неукоснительно, – беру девочку за ручку и веду её к щели между задней стеной хозблока и оградой.

Ангелина прекрасная не спеша удаляется, поигрывая талией.

(Наконец-то.)

– Вот смотри, – поднимаю маленькую любопытницу, – опп-ля! – ставлю её на высокий бетонный цоколь забора. – Вот отсюда хорошо смотреть. Видишь?!

Стройные пухленькие ножки напротив совсем близко. Обнимаю их, будто придерживаю, чтоб не упала. Пальцы упиваются прикосновениями.

И никто не видит.

– Вижу! – восклицает Алечка. – Большущая-пребольшущая!

– Она теперь наша будет.

– Вот здорово, наша черепаха! – звонкий отрывистый голосок разносит радость. – Огромная костяная!

– Черепаха – костяная рубаха, – бережно снимаю принцессу с забора, тихо прижимая к себе, – цокотуха – позолоченное брюхо.

– А где цокотуха? – Алечка замирает, сползая, и смотрит немного сверху, как на собственность.

– А вот, – притрагиваюсь губами до её ямочки у загорелого плечика и отпускаю на землю.

Убежала, оглянулась, улыбнулась.

– Уэву! Уэву! – выкрикивает с поднебесных пальмовых кущ неведомая птица.