Леонид Исаенко - Привидения живут на литорали. Книга вторая

Но нашлись и такие богатыри, которые, чтобы добраться до лакомого хозяина, применяют противоположный домкрату принцип тисков. Его используют разнообразные моллюски-хищники, как например дальневосточный вселенец в Чёрное и Азовское моря, многим хорошо знакомая рапана . Найдя друзу мидий, она зажимает её мощной мускулистой ногой и жмёт до тех пор, пока не раздавит.

Кто бы мог подумать, что галиотисы, или морские ушки, обладатели красивой перламутровой внутри раковины, и на свою беду вкусного мяса, отличные спринтеры, чего никак не скажешь, глядя на их приземистую плоскую «фигуру». Однажды во время работы в Йемене, когда у меня ещё не было подводного ружья, я решил набрать на обед галиотисов и других моллюсков – консервы уже осточертели.

Кто любит плов, перепелов,

Ещё бы! Ужин тонный,

А мне бы денежки считать,

Смакуя абелоны…

Очень кстати вспомнил я Джека Лондона и его «Лунную долину», и ещё одно их английское название…

Каково же было моё удивление, когда я увидел, с какой скоростью компания абелонов, обычно плотно сидящих присосавшись к субстрату, дружно метнулась на другую сторону переворачиваемого мной камня! Но такое – воистину спринтерское, бросковое перемещение – я видел лишь однажды. Вот и думаю, а может быть я застал их в момент, когда они готовились к смене места?

Малоподвижные днём панцирные моллюски – хитоны и в особенности улитки-блюдечки – пателлы, большую часть жизни проводящие в сосредоточенном прислушивании к процессам пищеварения в собственном желудке, оказывается, отчаянные любительницы ночных прогулок в одиночку! Во время выхода на охотничью тропу, заворачивая всё время влево, пателла наползает на микроводоросли, сдирая их языком-рашпилем, и движется так до тех пор, пока к концу променада не попадет точно туда, откуда эта прогулка началась. Какова ориентация! А ведь при каждом выходе пателла меняет радиус и направление своего маршрута, чтобы не пастись на одном и том же месте и дать возможность водорослям подрасти! Края её раковины настолько идеально подогнаны к постоянному месту жительства, находящемуся обычно в расщелине и в тени, что на другом участке ей просто не выжить. По мере роста эта улитка, каким-то образом умудряется и место жительства приспосабливать под себя.

Если во время отсутствия пателлы площадку, на которой она живёт начиная с личинки, разрушить, поскоблив ножом скалу, то по возвращении она будет долго кружиться, останавливаться и снова топтаться на одном участке, выискивая своё место. Так и сяк примеряет она зубцы краёв раковины к скале, словно недоумевая: в чём дело, что случилось, ведь не могла же я ошибиться! И лишь окончательно убедившись в том, что этого места, в сущности дома, и в самом деле нет, в расстроенных чувствах – ещё бы, лишиться жилья! – отправляется на поиски нового.

Ночные прогулки объясняются, видимо, тем, что, приподнятую над субстратом во время движения, оторвать её довольно легко, особенно в прилив, чем и пользуются враги, а присосавшуюся к скале можно разорвать на две части, поддевая клином, но от скалы так и не отделить.

Упоминавшиеся выше галиотисы-абелоны присасываются ещё крепче. В юном возрасте, пока они слабоваты и живут на малой глубине, их единственное спасение – в скорости. Взрослея, галиотисы переселяются глубже, обрастая известковыми водорослями и крыложаберными моллюсками, разрушающими верхний слой их раковины. Но, компенсируя порчу внешних покровов, выполняющих функцию маскхалата, они постоянно наращивают внутренний перламутровый слой, а бывает (хотя и очень редко), что из этого слоя формируются причудливой формы жемчужины. У пожилых экземпляров толщина его достигает нескольких миллиметров и переливается сполохами зелёного, малинового и алого цветов, расходящимися от завитка-точки роста в верхушечной части. При этом верхняя, изнаночная часть «маскхалата», подкладка, играет ту же роль, что амальгама и чёрный лак у зеркала. Стоит разрушить их, и зеркало становится обычным стеклом, а у раковины прелесть красок тут же исчезнет.

У галиотиса фулгенса по периметру внутренней части раковины тянется орнамент «написанный» чёрно-жёлтой вязью, которую при некоторой доле воображения можно принять за буквы экзотической письменности. Может быть, это следы живущих на них и не очень приятных соседей – губок, внедряющихся в верхний известковый слой и остающихся там навсегда.