Оливер Сакс - Музыкофилия

Кроме заболеваний и травм, которые могут повредить левое полушарие у плода или младенца, существует также физиологическая корреляция между ранней асимметрией полушарий и экспозицией плода к тестостерону. Тестостерон замедляет внутриутробное развитие левого полушария, а поскольку этой экспозиции подвергаются плоды как женского, так и мужского пола, то экспозиция последних оказывается выше. Действительно, многими врожденными синдромами (включая доминирование левой руки) мужчины страдают намного чаще, чем женщины. К таким синдромам относятся синдром врожденного аутизма, синдром однобокой одаренности, синдром Туретта и дислексия. Все это, по мнению Гешвинда, есть результат действия тестостерона.

Тем не менее Леон Миллер предостерегает: «Однобокие музыкальные вундеркинды в подавляющем большинстве – это мужчины с нарушениями зрения и лингвистическими расстройствами в анамнезе, однако сочетание этих факторов не гарантирует, что у ребенка есть однобокая одаренность. Такие поражения могут присутствовать и у людей, ничем не выдающихся». (Далее Миллер перечисляет другие факторы: склонность к навязчивостям, особые возможности в раннем детстве, доминирование правого полушария, генетическую предрасположенность и т. д. – и делает вывод, что ни один из этих факторов, взятых по отдельности, не может адекватно объяснить или предсказать возникновение однобокой одаренности.)

Нечто подобное произошло со мной в 1965 году, когда я, так же как и многие студенты-медики и молодые врачи того времени, несколько раз принял большую дозу амфетамина. В течение приблизительно двух недель я обладал способностями, которых у меня в обычном состоянии нет. (Отчет об этих ощущениях я опубликовал в главе «Собака под кожей» книги «Человек, который принял жену за шляпу», где писал об обостренном обонянии.)

Я не только мог распознать по запаху всех своих знакомых, у меня появилась способность надолго сохранять в памяти зрительные образы и точно переносить их на бумагу, словно обводя уже нанесенный контур. Улучшилась моя музыкальная память. Я мог сыграть даже сложную пьесу после ее однократного прослушивания. Однако мой восторг по поводу вновь обретенных возможностей был омрачен тем обстоятельством, что одновременно сильно пострадала моя способность к абстрактному мышлению. Когда я много лет спустя читал об опытах Брюса Миллера и Аллана Снайдера, я думал о том, не вызывают ли амфетамины растормаживание височных долей, стимулируя тем самым однобокую одаренность?

Проводимая в настоящее время работа Тецуро Мацудзава и его коллег, исследующих способность шимпанзе к запоминанию чисел, может дать нам образец такой «примитивной» способности. В статье, написанной совместно с Нобуюки Каваи, Мацудзава показал, что Аи, молодой самец шимпанзе, может запомнить последовательность из пяти чисел – то есть больше, чем ребенок дошкольного возраста. На симпозиуме в Чикаго, посвященном изучению памяти шимпанзе, те же авторы продемонстрировали Аи, который развил свою рабочую память настолько, что она стала превосходить память среднего взрослого человека. Автор предположил, что «наш общий предок обладал способностью к непосредственной памяти, которая впоследствии была вытеснена памятью лингвистической» (См. статьи Каваи и Мацудзава, 2000, а также отчет о симпозиуме, напечатанный в журнале «Science» Джоном Коэном).

На самом деле даже зрячие люди часто отвлекаются от визуального мира, чтобы сосредоточиться на других чувствах. Мой отец, когда ему надо было о чем-то подумать, садился за рояль и принимался импровизировать. Он погружался в некое подобие транса и играл с закрытыми глазами, как будто хотел передать свои мысли непосредственно клавишам. Слушая музыкальные записи по радио, он тоже нередко закрывал глаза. Он говорил, что ему лучше слушать музыку с закрытыми глазами, – этим он отключал зрительные раздражители и целиком погружался в мир звуков.

См., например, Амеди, Мерабет, Бермполь и Паскуаль-Леоне, 2005.

Люди с врожденной или приобретенной слепотой могут составлять очень точные акустические карты окружающего их пространства. Приобретение такой способности было блестяще описано Джоном Халлом в книге «Прикосновение к камню».

В конце XIX века романист Йорис-Карл Гюйсманс писал, что каждый ликер по своему вкусу соответствует определенному музыкальному инструменту: сухой кюрасао – кларнету, кюммель – гобою, мятный крем – флейте и т. д. Правда, потом Гюйсмансу стоило большого труда убедить всех, что это были лишь аналогии. Такую же ложно синестетическую метафору использовал Ивлин Во в «Возвращении в Брайдсхед», где Энтони Благш восторгается «истинно зеленым шартрезом… и его пятью разными вкусами, когда он медленно сочится по языку. Впечатление такое, что проглатываешь цветовой спектр».