Оливер Сакс - Музыкофилия

Позже, размышляя на эту тему, миссис Л. вспомнила отрывок из моей книги «Остров дальтоников». Я описал одного своего друга, который страдал полной врожденной цветовой слепотой. Однажды он сказал: «Когда я был ребенком, то думал, как это хорошо – уметь различать цвета. Я думал, что эта способность открыла бы мне совершенно иной мир, как если бы музыкально глухой человек вдруг обрел способность слышать и узнавать мелодии. Это было бы очень интересно, но, пожалуй, обретение такой способности повергло бы меня в смятение».

Миссис Л. была заинтригована и сказала: «Не впала бы я в полнейшую растерянность, если бы вдруг стала различать мелодии? Не пришлось бы мне сначала выучить, что такое мелодия? Откуда бы я знала, что я слышу?»

Нейрохирурги Стивен Рассел и Джон Гольфинос описали нескольких своих пациентов, включая одну молодую профессиональную певицу с правосторонней глиомой, локализованной в первичной слуховой коре (в извилине Гешля). Удаление опухоли привело к такому сильному нарушению способности различать высоты звуков, что певица не только потеряла способность петь, но и способность различать мелодии. Она не узнавала даже «Happy Birthday to You». Однако эти поражения оказались преходящими, и через три недели все прежние способности восстановились в прежнем объеме. Произошло ли это в результате восстановления тканей или благодаря пластичности мозга, неизвестно. Авторы особо подчеркивают, что такой амузии они никогда не наблюдали при локализации опухолей в левой извилине Гешля.

Недавно было показано, что у больных с врожденной амузией уменьшен объем белого вещества в правой нижней лобной извилине, в области, которая, как известно, отвечает за кодирование музыкальной тональности и за мелодическую музыкальную память. (См. Хайд, Дзаторре и др. 2006.)

Этот рассказ напомнил мне о Джоне Халле, который в книге «Прикосновение к камню» описывает, как он в среднем возрасте потерял зрение, а вместе с ним и свое, некогда очень живое, зрительное воображение. Например, он больше не мог мысленно представить себе число «три», если не рисовал его пальцем в воздухе. Вместо утраченной образной памяти ему приходилось пользоваться памятью процедурной.

Иногда нечто похожее на симультагнозию может возникнуть на фоне интоксикации коноплей или галлюциногенами. Человек обнаруживает себя в калейдоскопе интенсивных ощущений изолированных цветов, форм, запахов, звуков, текстур и вкусовых ощущений. Эти свойства и качества выступают самостоятельно, их связь друг с другом резко уменьшается или теряется вовсе. В книге «Музыка и сознание» Энтони Сторр описывает, как он слушал Моцарта после приема мескалина:

«Я сознавал достигавшие моих ушей пульсирующие вибрирующие звуки, слышал прикосновения смычка к струнам; музыка напрямую взывала к моим эмоциям. Напротив, я почти утратил способность к восприятию формы. Каждое повторение темы звучало для меня сюрпризом. Сами темы завораживали, но их связь друг с другом исчезла».

Верджила я описал в главе «Смотреть и не видеть» в книге «Антрополог на Марсе».

Тритон – увеличенная кварта (или, как сказал бы джазмен, уменьшенная квинта) – это трудный для пения интервал, которому часто приписывали безобразные, сверхъестественные и даже дьявольские свойства. Использование тритона было запрещено в церковной музыке раннего Средневековья, а музыкальные теоретики того времени называли его diabolus in musica («чертом в музыке»). Однако Тартини именно по этой причине использовал тритон для изображения «Трели дьявола» в своей скрипичной сонате.

Хотя чистый тритон звучит очень резко, его можно легко дополнить другим тритоном, и тогда получится уменьшенный септаккорд, который, как пишут в «Оксфордском путеводителе», «придает звучанию сладость… Этот аккорд – Протей всех аккордов. В Англии его называют «Клэпхемским узлом гармонии» – от названия узловой железнодорожной станции в Лондоне, где можно пересесть на поезд, следующий практически в любом направлении».

Абсолютный слух может изменяться с возрастом, и это часто создает трудности для пожилых музыкантов. Марк Дамашек, настройщик музыкальных инструментов, написал мне об этой трудности:

«Когда мне было четыре года, моя старшая сестра обнаружила, что у меня совершенный музыкальный слух – я мгновенно узнавал любую ноту, не глядя на клавиши рояля… Я был крайне удивлен (и расстроен), когда вдруг обнаружил, что строй моего пианино стал выше на полтора тона… теперь, когда я слушаю записи или живую игру, то я всегда абсурдно завышаю ноты, которые слышу».