Текелински - Действительность. Том 1

И всё же иллюзия, была и остаётся единственной истинно-фундаментальной реальностью этого мира. Ибо, она и есть – само бытие. Иллюзия есть квинтэссенция всякой действительности, и основа всякой из её сторон. Действительности, которая сама по себе, в сакральных глубинах своего бытия, есть лишь «нарушение», – продукт сбоя вечной гармонии абсолютного баланса стихий архаической природы. Нарушение той безмятежной пустоты, о которой нам ничего неизвестно, и которая не может быть никак нами замечена, идентифицирована и обозначена. – Нарушение, воплощающееся в действительность бытия, в реальную действительность нашего мироздания.

В само понятие иллюзия, я вкладываю более широкое мировоззренческое осмысление, и наделяю его гораздо более глубоким смыслом, чем это принято в воззрении обывателя. C одной стороны, весь наш мир, вся наша действительность, есть лишь отражение в зеркале нашего ноумена. Некое приведение нашим «властолюбивым разумом» архаического мира хаоса к порядку, – к своему порядку. С другой стороны, наш разум, вся целокупность его динамической пантеотектурной особенности, есть воплощённый опыт внешней действительности, – «креативное олицетворение существующего самого по себе, мира». И если совершенно исключить нечто существующее вне нас, вне нашего разума, то неминуемо исчезает и само разумение. Но если исключить само разумение, то необходимо пропадает и нечто внешнее, – сама реальная действительность бытия этого мира. В конце концов, действительность, есть порождение двух противостоящих противно направленных, и не существующих по отдельности антиномий, обозначенных нами в упрощённой транскрипции сознания как объект и субъект, и воплощённых в нашем разумении в антагонистические противоположности феномена и ноумена. И не будь этого антропогенного дуализма, и мира действительности как такового, – не существовало бы вовсе. И самой иллюзии, этой Великой Стихеи бытия, не на чем было бы основываться, как в трансцендентальном и метафизическом опыте, так в эмпирическом и феноменальном.

И в продолжении этой концепции, при оценке различных воззрений, касающихся этой запредельной страны, я с полной уверенностью могу утверждать, что всякое воззрение, каким бы оно не казалось фантасмагорическим, имеет право на существование. Всякое воззрение, как бы оно не касалось своей «сферой» других воззрений, (а по большому счёту иных миров), всё же, навсегда останется единственным и неповторимым мировоззрением. И те глубокие истины, которые прячутся между строк, (а по-настоящему глубокие истины живут только между строк), могут быть замечены и рассмотрены только близкими по характерной структуризации разумами, со схожей душевной модуляцией волновой специфичности, и близкого фокуса воззренческого поля обзорности. А попросту сказать, индивидуального моделирования, и последующей ощущаемости собственного, продуцируемого разумом мироздания. И совершенно не видны, не замечаемы разумами чужеродными, пусть эти разумы и будут более гармоничны, сильны и глубоки в своих умозрениях.

В своём изложении, чувствуя пламенный холод близкой бездны, я где-то неосознанно, а где-то и намеренно делал отступления от уходящих в запределье векторов своего созерцания. Ведь если «глубина вообще», – не имеет дна, то глубина моего воззрения, его состоятельная возможность имеет свой предел. И когда ты подходишь слишком близко к этому «бездонному колодцу», необходимо отступить, чтобы не свалиться «в бездну беспредельного». Этот «колодец», подобно «чёрной дыре галактики» со своим «горизонтом событий», стоит посредине нашего умозрения и воображения, зияя бездонным зевом запределья, окаймлённым смыслом, и мы, будто планеты солнечной системы, обречены кружить вокруг него, боясь упасть и стремясь прочь, и в то же время сохраняя надежду когда-нибудь окунуться в эту пламенеющую преисподнюю. Мы ищем в мире самую сердцевину, самую общую, – главную его суть, но по большому счёту, как бы далеко не заходили в своём познании, каждому из нас суждено лишь ходить вокруг этого «бездонного колодца», но нам никогда не испить из него ни единого глотка.

Можно сказать, несколько иначе. В метафизическом контексте осмысления, ища истинную суть мира в нашей обыденной действительности, мы, словно паломники на хадже в Мекке обходящие вокруг Кааба, ходим вокруг «колодца собственного познания», стараясь подойти к его сути как можно ближе. Сначала мы подходим с одной стороны, затем с другой, и благодаря этому мир в нашем воззрении кажется бесконечно разнообразным. Но на самом деле «мир сам по себе» не имеет никакого разнообразия. Это разнообразие целиком и полностью выстраивается в наших головах. Кстати сказать, неспроста я привёл здесь именно эту традицию Ислама, ибо Кааб олицетворяет в ней дьявола, а «колодец познания», во многих культурах – преисподнюю.