Н. Воскресенский - Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

К Табели о рангах мы много раз обращались в нашей работе по разным поводам, поэтому, чтобы не повторяться, остановимся исключительно на одном вопросе: что же именно было взято в русском законе из датского источника? Датские ранги были известны русским законодательным органам в редакции [от] 11 февраля 1717 года, времени короля Фридриха [1611], в переводе на немецкий язык. Этот немецкий текст переводился на русский язык два раза [1612]. Датская табель, так же как и некоторые другие иноземные табели о рангах, делится на две части; первая содержит перечисление должностей и общественных групп, которые распределены в ней по девяти рангам, или классам. Эта особенность датской табели по преимуществу заслуживает нашего внимания. Русская Табель принимает также деление на ранги, классы, но устанавливает их не девять, а четырнадцать. Отнесение же к определенному рангу той или иной должности сделано было русским законодателем совершенно самостоятельно.

При этом в русской Табели был проведен прямо противоположный датской табели принцип, [а] именно – непризнание законодателем права на какое-либо место в рангах за лицами, которые, кроме знатного происхождения и соответственных титулов, личных заслуг перед государством не имели. В датской табели, например, первое место во II классе имели «наши графы, которые наданные [1613]графства в нашем государстве и землях имеют»; первое место в III классе – «наши другие графы, не имеющие никакого чина»; в том же, III классе третье место имели «наши бароны»; в IV классе второе место – «кадеты из графов». Насколько противоположен самый дух петровской Табели датскому закону, можно судить по основной ее норме: «Сыновьям Российского государства князей, графов, баронов, знатнейшего дворянства, такожде служителей знатнейшего ранга ‹…› однакож мы для того никому какого рангу не позволяем, пока они нам и отечеству никаких услуг не покажут и за оные характера не получат» (глава VIII последней редакции). Правда, законодатель золотит пилюлю, преподнесенную знати, уверяя ее представителей, что охотно желает видеть их при дворе, преимущественно перед лицами незнатного происхождения и [вообще] отличающимися от них, но факт остается фактом – без личных заслуг ранги не предоставляются.

В том же духе русский законодатель, соглашаясь с предоставлением председательства и ранга «над всеми князьями и высокими служители Российского государства» принцам, «которые от нашей крови происходят и те, которые с нашими принцессами сочетаны», не распространил этих преимуществ на тех, кто родились у царствующих особ от незаконных связей, [т. е.] на «натуралных детей» [по] датской табели, по другому переводу – «прижитых вне брака» (глава I).

Еще более значительным отклонением от датской табели является признание Петром дворянами разночинцев, дослужившихся до одного из первых восьми рангов (глава XI), в то время как по датской табели «за старое шляхетство» признаются только лица первых трех классов. Еще более [явно] обнаружатся демократические тенденции Петра и прогрессивность русской Табели, когда мы установим, что Петр собственной рукой прибавил во второй (глава X) и последней (глава XV) редакциях закон, внесенный, к большому неудовольствию знатных персон, в русскую Табель в окончательной редакции, – о предоставлении потомственного дворянства всякому разночинцу, дослужившемуся до обер-офицерского чина, по принципу: коли офицер, тем самым – дворянин [1614]. Мало того, Петр и самую знатность фамилии указал определять годностью: «Знатное дворянство по годности считать» [1615]. Что же касается до рангов женщин, то русский законодатель, ознакомившись с датским законом, установил их, как мы указывали в другом месте, с точки зрения своего понимания вопроса – в связи с положением женщин в русском обществе того времени.

Выводом из наших наблюдений может быть признание, что датская табель о рангах 1717 года была наиболее интересной, содержательной и подходящей для использования русским законодателем преимущественно перед всеми другими табелями, бывшими в его распоряжении. Вследствие этого она и явилась обильным источником, из которого Петр брал материал для оригинальных своих определений в сфере служебных порядков и отношений. Тем не менее из датской табели он заимствовал только образцы формулировок, примеры разрешения интересовавших его вопросов, но не самую сущность важнейших норм. Однако датская табель все же остается наиболее близкой русскому закону из всех европейских законов подобного рода.