Евгений Бульба - Биология и Буддизм. Почему гены против нашего счастья и как философия буддизма решает эту проблему

Окончательная версия человека по Платону все-таки выглядит более сложной: человек – обладатель бессмертной души и, кроме того, «существо бескрылое, двуногое, с плоскими ногтями [36] То, что в последней версии присутствует это «с ногтями», дает повод полагать, что данный анекдот действительно мог быть основан на реальных событиях. , восприимчивое к знанию, основанному на рассуждениях». Аристотель, ученик Платона, полагал, что человек – это политическое (общественное) животное, обладающее речью и нравственностью. Как можно увидеть, за два тысячелетия мы недалеко продвинулись – у древних присутствует практически весь перечень: знание (культура), рассуждения (интеллект), общественность, речь и нравственность.

Что ж, давайте попробуем разобраться в этом щекотливом вопросе: что такое нравственность, откуда она взялась и действительно ли может быть определяющей чертой человека.

Идея о том, что нравственность [38] Здесь и далее «мораль» и «нравственность» будут применяться как частичные синонимы. Под «моралью» будут пониматься выработанные обществом представления о добре и зле, а под «нравственностью» – то, как эти представления усвоены (реализованы) конкретным человеком. возникает из животной природы, порой вызывает ярость и слепое отрицание. Согласитесь, мысль, что животные обладают чертами, благодаря которым появилась человеческая мораль, вызывает большее возмущение, чем та, что животные обладают развитым интеллектом. Второе кажется скорее забавным и интересным. Но первое… Если это правда, то нам придется задуматься над очень многим! Над тем, что, являясь животными (даже в самых возвышенных проявлениях), мы тем не менее возводим себя на пьедестал избранности, который на деле оказывается лишь зыбкой подставкой, слегка приподнимающей нас над остальными животными. Нам придется открыть глаза на то, что мы отказываем в сострадании существам, способным к альтруизму; на то, сколько страданий мы приносим животным, отказав им в способности к сочувствованию.

Если вытащить эту проблему на свет, то она потянет за собой ворох последствий глобального масштаба. Это связано не только с завышенной самооценкой человечества и тем, что мы творим с другими существами, не только с тщеславием и аморальностью целых отраслей промышленности, но и с чем-то более глубоким, со «святая святых» – с религией.

Долгие тысячелетия человечество существовало с пониманием, что оно обладает исключительностью – душой, божьей искрой… Мы срослись со стереотипами, выстроившими мораль и совесть вокруг чего-то небесного, спущенного свыше, пожалованного. В массовом сознании на уровне архетипов прописана угроза высшей кары: надо вести себя правильно, как учит церковь, иначе «Бог накажет», нельзя нарушать моральные предписания, иначе «после смерти попадешь в ад».

Религии узурпировали вопросы совести и претендуют на исключительное право определять общественную мораль. Церковь, мечеть или синагога одной рукой давали возможность покаяться, отпускали грехи, успокаивали и умиротворяли, сдерживали агрессию, а другой рукой… объявляли священные войны, продавали индульгенции, уничтожали инакомыслящих, загоняли в подвал науку.

Даже будучи атеистами или агностиками, мы зачастую следуем религиозной морали. У нас не было выбора, другие источники были недоступны. Если мы всмотримся в глубоко встроенные моральные барьеры, то, задавшись вопросом, почему определенные поступки кажутся правильными, обнаружим алогичные объяснения, впитанные с молоком матери и бабушкиными пирожками. Даже отказавшись от церкви, мы, не замечая того, живем по религиозным определениям того, что хорошо, а что постыдно.

В течение тысячелетий религия делала благое дело, защищая нас от нас же самих. Поддерживать правила общественной морали было одной из ее функций. Однако почему мы до сих пор считаем, что до религии не было морали? Что если это «одна из функций» древней, чем сама религия, которая ее якобы породила? Что, если не религия, породило мораль – а необходимость морали породила религию? Что если нравственность первична? Что если нам не нужна религия в качестве указателя нравственных норм? Что если заповеди существуют независимо от Церкви и всевозможных скрижалей?