Евгений Бульба - Биология и Буддизм. Почему гены против нашего счастья и как философия буддизма решает эту проблему

Самым интересным представляется вопрос о понимании смерти. Невозможно сделать даже самое робкое предположение о том чувстве, которое возникает у животных при виде смерти собрата. Однако для многих из них это весомое эмоциональное событие. Высшие обезьяны выглядят подавленными после смерти сородича. «Мы можем с уверенностью сказать, что человекообразные обезьяны знают о смерти – знают, что она отличается от жизни и что это навсегда» [34] Вааль Ф. де. Истоки морали. М.: АНФ, 2014. . Возможно, это относится также к слонам и дельфинам. Слоны возвращаются в течение многих лет на место гибели друзей, подбирают их кости и передают друг другу. Невозможно сказать, осознают ли животные собственную старость и приближающуюся смерть. Впрочем, в данном случае отсутствие доказательств говорит только о том, что пока технически невозможно провести подобное исследование.

Собранные на сегодня доказательства – косвенные, они позволяют сделать осторожный прогноз о зачаточном «Я» у высших обезьян. Хотя весьма вероятно, что этот феномен присутствует в животном мире гораздо шире и охватывает многие виды.

Пытаясь определить «отличительные» черты человека, мы ступаем на зыбкую почву, где на каждый аргумент найдется достойное возражение.

Разнообразные попытки найти единственную «уникальную» характеристику человека наталкиваются на встречные возражения, в результате чего диспут усложняется вокруг все более тонких понятий. Можно привести массу «исключительно человеческих» характеристик: труд, юмор, самоирония, объем кратковременной рабочей памяти, коэффициент энцефализации… Рассмотреть их все физически невозможно по причине не только сложности, но и постоянного появления новых теорий и версий. Это непрекращающийся процесс, и точку в нем поставят нескоро.

Анализируя способности животных, легко впасть в противоположную крайность, которой нередко грешат добросердечные, но малообразованные люди, и решить, что другие животные не уступают человеку. Достаточно сложно пройти между этими крайними точками зрения – антропоморфизмом, с одной стороны, и верой в исключительность человека – с другой.

Старания свести определение «человека» к окончательному набору характеристик напоминают анекдот из жизни Платона, который определил человека следующим образом: «Человек – существо двуногое без перьев». На следующий день Диоген принес ему живую ощипанную курицу и сказал: «Вот, Платон, твой человек». Пытаясь собрать набор «характеристик» человека, мы рано или поздно окажемся в той же ситуации, что и Платон перед ощипанной курицей.

Мораль – последний оплот защитников исключительности человека. Если аргументы об интеллектуальности животных кажутся раздражающими для нашего самомнения, то предположение, что нравственность имеет животное происхождение, вызывает удивление, недоверие и негодование порой даже у образованных и интеллигентных людей. Честная попытка разобраться в основах морали приводит нас в замешательство, потому что на этом пути человеку придется узнать множество неприятных фактов о том, что его лучшие качества на поверку оказываются не так уж альтруистичны и «человечны».

Из всех упоминавшихся выше «уникальных» черт именно мораль притягивает особенное внимание. Фактически она создает наш личностный «профиль»: правила, которым мы будем следовать, укоры совести, впечатление, которое стараемся произвести, внутренний образ, которому пытаемся соответствовать… В качестве условий она требует наличия всех остальных «признаков человека» (мы можем представить человека с интеллектом, речью, культурой и без нравственности, но не наоборот).

Кстати, спор двух философов не закончился демонстрацией ощипанной курицы. Платон подумал и добавил: «И с плоскими ногтями».

Собирая разрозненные аргументы, чтобы доказать уникальность человека – интеллект, культура, речь, – мы, подобно Платону, в ответ на возражения добавляем: «И с ногтями»… простите, «с моралью».