Скотт Карни - Красный рынок. Как устроена торговля всем, из чего состоит человек

Печатание органов вроде бы имеет значительные преимущества по сравнению с лечением стволовыми клетками, но до настоящего успеха должно пройти еще несколько десятков лет. Самый серьезный камень преткновения – управление различными типами клеток, существующими в каждой части тела. Мерфи рассказывает об искусственном кровеносном сосуде, который он собирается имплантировать мыши. «Я могу вам напечатать кубик из клеток печени хоть завтра, но пока что мы не можем создавать кровеносные сосуды, проходящие в печени, одновременно с клетками печени». Без стабильного притока питательных веществ клетки в центре кубика погибнут. С нынешней технологией клеткам сосудистой системы требуется несколько дней, чтобы прижиться и начать выдерживать человеческое кровяное давление. Если же закачивать жидкости до того, хрупкая конструкция развалится.

Он объясняет, что основная проблема сейчас – преодоление технических препятствий для созревания различных типов клеток в цельном куске синтетической плоти.

«Единственное, что нас сдерживает, – недостаток инвестиций. Если правительство согласится сделать развитие нашей технологии приоритетным, доработать ее можно будет за несколько лет», – отвечает Мерфи на мой вопрос о том, есть ли выход из сложившейся ситуации.

Положение Organovo напоминает положение ее конкурентов из Индии. Технология предполагает, что решить давнюю проблему возможно, но для доказательства эффективности лечения требуется проделать долгий путь. Когда Organovo впервые появилась на сцене, в Интернет-СМИ заговорили о том, что век сменных органов уже не за горами. Однако наука по-прежнему не оправдывает возложенные на нее ожидания. Мерфи с неохотой признает, что даже при обширном финансировании работоспособный искусственный орган может появиться минимум через десять лет. А скорее всего, ждать придется намного дольше.

Синтетические сменные органы, новые чудесные методы терапии и бессмертные клеточные линии, возможно, со временем смогут решить вопрос общемирового недостатка человеческих тканей. Промышленные производства в один прекрасный день могут заменить красные рынки, построенные на продлении жизни одних людей методом сбора тканей и органов других. Все мы рады бы поверить в рассказы о том, как хитроумные ученые спасают всех и придумывают альтернативные решения существующих проблем. Но какова цена того, что мы возлагаем надежды на научную фантастику до появления любых достоверных научных фактов? Меж тем уже сложилась экономическая система, которая предлагает значительные количества человеческих материалов больным состоятельным людям. Мы уже относимся к человеческим тканям как к товару, просто недостаточно представленному на рынке.

Каждый красный рынок основан на надежде, что часть организма одного человека каким-то образом улучшит жизнь другого. В некоторых случаях так и происходит. Однако вопрос поставок пока терпеливо ждет в сторонке – как будто это всего лишь чисто техническая проблема, решить которую не составляет труда. Мало кто стремится изменить текущую ситуацию, поскольку все мы считаем, что этические ограничения сегодняшнего дня вскоре покажутся нам нелепыми анахронизмами. Вместо того, чтобы доверяться неопределенному будущему, не лучше ли пристальнее изучить, что именно происходит на разных звеньях цепочки поставок красных рынков?

Меж тем на Кипре Саввас Кундурос достает из смятой пачки уже пятую сигарету и жадно затягивается. Мы стоим на крыше здания; рядом с ним гудит небольшой холодильник с менее ценными биологическими материалами, которому не нашлось места внутри офиса. Где-то в лаборатории в другом холодильнике содержатся сотни оплодотворенных эмбрионов, ожидающих возможности введения в организм очередной пациентки.

«Да, – кивает он, – За стволовыми клетками будущее». Но пока что он собирает и продает эмбрионы женщинам, способным за это заплатить.

Служитель за старомодным конторским окном бросает мои ботинки в здоровенную кучу обуви. Теперь пути назад нет. В огромной толпе народа меня проносит через несколько кованых железных ворот по полуразрушенной бетонной дорожке. Когда мы переходим во внутреннее святилище, разбитое покрытие сменяется холодной белой керамической плиткой. Через пятнадцать минут мне удается протиснуться сквозь гущу людей, прижатых друг к другу, как скот в отаре, и сидящий в будке охранник в униформе выдает мне бумажный номерок со штрихкодом и изображением Венкатешвары – воплощения индуистского бога Вишну. Через несколько метров мне встречается еще один служитель в коричневой рубашке с пятнами. Он вручает мне два лезвия: одно – для головы, другое – для лица.