Борис Кипнис - Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

Страшный суд не постиг его, хотя финансовое положение было не столь уж трагично. Просто в том, что касалось доходов, он любил драматизировать. Сказывалась известного рода скуповатость – черта, унаследованная от покойного родителя.

Наступает новый год, а вопрос о персидской экспедиции не движется с мертвой точки. Наш герой в вынужденном своем безделье предается размышлениям о человеке и его судьбе, о желании и необходимости, о службе и о служении, о счастье и о необходимости всякому иметь… покровителя! Философствующий Суворов раскрывается перед нами в письме Турчанинову от 3 февраля (старый стиль) 1781 г.:

«Самоблюдение и самолюбие суть различны: первое повелено Богом, второе – в начале изпорчено гордостью. Тем мои мысленные противоречия освещаютца. Большая часть филозофов их мешают и сажают себя в бутылку среди общества, где их кормят миндалями. Великодушие связало нас с обществом теснее: мы его члены, должны ему себя жертвовать, устраивать к тому наши способности, но – почитать самоблюдение, дабы ему [448] То есть обществу. долее полезными быть.

Самоблюдение часто не от нас самих зависит, но от тех, у коих мы в зависимости, и ежели те непрозрачны в свойствах, естеством каждому определенных [449] То есть нечисты душою и духом. , то часто, удручая наши способности по их своенравиям, целость их течения ослабляют, благоволие уменьшают, заключа душу в тесные пределы, – действия ее чинят унылыми, так самоблюдение наше сокращают, а цену платы нашего долга обществу безвозвратно похищают» [450] Суворов А. В. Письма. – С. 72. .

Как тонко, оказывается, умеет рассуждать этот генерал, как верно противопоставляет он чувство собственного достоинства – самоблюдению, гордыню – самолюбию. Он прямо заявляет, что человек тесно связан с обществом, в осознании этих связей настоящий человек выбирает путь пожертвования себя обществу, и в этом кроется великодушие человеческое. Он тонко чувствует взаимную связь успеха порученного дела и внутренней свободы и самоуважения исполнителя.

Мы часто задаемся вопросом: «В чем природа военного гения Суворова?» Ниже, в этом же письме, он сам дает нам ответ. Наш герой остро чувствует диалектику жизненного процесса, а в военном искусстве этот процесс выражен особенно концентрированно. Следовательно, понимая диалектику жизни, наш полководец смело привносит этот метод и в свое профессиональное творчество:

«Нет правила без изъятия, нет вещества без недостатка» [451] Суворов А. В. Письма. – С. 72 .

Именно такая точка зрения помогает ему, например, видеть печальные последствия системы Фридриха II, которых не видят те, кто абсолютизирует методы прусского короля. Он тонко замечает, к чему привело педантичное требование короля слепо соблюдать строевую формалистику:

«…таланты их [452] То есть тех, кого отвергло себялюбивое начальство. для общества зарыты – изключая случайный педантизм: например, Ферд[инанд] за то, что не шел перед полком пеший, удален; Фрид[рих] последний раз против соседей не имеет почти Ген[ералитет]а…» [453] Суворов А. В. Письма. – С. 73.

Здесь речь идет о принце Фердинанде Брауншвейгском (1721–1792), шурине прусского короля, который в Семилетнюю войну отлично сражался один против французов, чем оказал королю очень большую помощь. Но после войны имел столкновение с королем по формальному поводу на смотре войск в Магдебурге и вышел в отставку. Как следствие, когда в 1779 г. вспыхнула прусско-австрийская война за «баварское наследство», Фридрих II, не имея под своим началом талантливых генералов, был вынужден пойти на компромисс, не реализовав своих замыслов.

Череду опущенных нами примеров несправедливости завершает Суворов горьким признанием:

«Производство сие присвоениев души в общественном виде прилагаю и себе, не из кичливости, во мне неведомой, но почти сорокалетнее испытание в одном роде служения, как бы оно посредственно ни было, мне его верно приобрести способствовать надлежало: без науки в людских коварствах от них себя предостеречь всегда я был бессилен. – Подкрепляет добродетель. – Так, но и она имеет ее пределы, и мы иногда видим, что она уже после смерти блистает» [454] Суворов А. В. Письма. – С. 73. .

Да, вывод неутешителен. Но наш герой не был бы самим собой, если бы, опираясь на все ту же диалектику, не пришел к жизнеутверждающему выводу:

«В противоречии есть изгибы. Сей, ослиная голова, говорил на мое лицо: “Правит слепое щастье”, – я говорю: “Юлий Ц[езарь] правил щастьем”» [455] Там же. .