Борис Кипнис - Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

Так он писал Ростопчину 9 февраля. Однако лучше не становилось. Лечение голоданием, к которому князь прибегал часто, из-за слабого желудка не давало результата:

«…я на чистом голоду, даже малейшая крупица хлеба мне противнее ревеню. 2-е – почти годовой кашель мне здесь умножился непрестанным, томные кишки подвело. Все тело мое в огнеищи, всякой час слабее, и, ежели дни чрез два то же будет, я ожидать буду посещения парков ближе, нежели явиться Всемогущему Монарху» [2374] Там же. С. 450. .

Упоминание о Парках, богинях судьбы, рождения и смерти, прядущих непрестанно тонкую нить человеческой жизни и перерезающих ее в урочный час, говорит само за себя. В этом же письме прорываются мысли о необходимости привести дела в порядок ради благосостояния сына, которого узнал он и полюбил только в этот последний год, на полях сражений и в тяготах похода:

«Хоть бы я пожился, но много ли мне надобно… Мне хочется Аркадию все чисто оставить. Господь Бог им благоволи» [2375] Лопатин В. С. А. В. Суворов. Письма. – М., 1986. – С. 383. .

Так писал он племяннику Алексею Горчакову. А через три дня, 14 февраля, в письме Растопчину, описывая свою борьбу с болезнью, написал наш мученик слова, оказавшиеся пророческими:

«Чистейшее мое многих смертных тело во гноище лежит! Как сыпи, вереды, пузыри с места на место переходят, то я отнюдь не предвижу скорого конца» [2376] Суворов А. В. Документы. – М., 1953. – Т. 4. – С. 451. .

Образ лежащего во гноище больного навеян Библией: Иов многострадальный, испытуемый Богом, лежит на гноище, и псы лижут язвы его. Генералиссимус скончается 6 мая (старый стиль) – в день памяти Иова многострадального.

Князь Багратион, находившийся в небольшой свите князя Италийского, покинул Кобрин и поспешил в Петербург. Павел I милостиво принял его, ведь Суворов столько раз в реляциях хвалил князя и представлял к наградам. Рассказ его о болезни полководца тронул самодержца, и тот направил в Кобрин лейб-медика Г. И. Вейкарта. Он приехал 6 марта вместе с сыном Суворова Аркадием. Последнего император послал с приказанием доносить о состоянии здоровья великого воина.

К этому времени больного уже третью неделю лечил кобринский доктор А. Р. Кернисон. И хотя у кровати страждущего теперь находились и Вейкарт, и военврач К. Я. Яниш, и хирург Н. Нотбек, именно Кернисона покоритель Альп назвал своим спасителем в письме к Растопчину 7 марта:

«К спасению моему я в Кобрине нашел Августа Николаевича Кернисона <���…> Дружба его меня радикально избавила от смерти! Брестской, Тереспольской докторы меня посещали и возвращались; он был при мне денно и ночно и есть при прибывших на сих днях инспекторе врачебного искусства Янише и операторе [2377] Хирурге. Нотбеке. Мне грех ему не отблагодарить. Ваше Сиятельство, покорнейше прошу… титлом титулярного советника» [2378] Суворов А. В. Документы. – М., 1953. – Т. 4. – С. 452. .

Просьба полководца была уважена уже 16 марта 1801 г., и благодаря его хлопотам врач стал по чину личным дворянином.

«Я шаг за шагом возвращаюсь с другого света, куда меня едва не утянула неумолимая фликтена с большими мучениями…» [2379] Там же. С. 453.

Едва почувствовав себя лучше, Суворов пишет пространное письмо барону Ф. Гримму с анализом своей кампании в Италии. Жизнь возвращается к нему, и уже на другой день в письме к Д. И. Хвостову нет ни слова о болезни, но на четырех страничках – рассуждения о покупке поместий, предположения о парадной жизни в столице и уединенной в деревне, о сбережении наследства для сына. Ни одна деталь не ускользает от его внимания: ни то, что король Неаполя «забыл» наградить его орденом Св. Януария, ни то, что к кресту Св. Иоанна Иерусалимского он так и не получил от государя бриллиантов, ни то, что хоть он теперь и князь, но титулуется сиятельным, а не светлейшим [2380] Лопатин В. С. А. В. Суворов. Письма. – М., 1986. – С. 388–389. , как Безбородко или Лопухин. Характер и воля его берут свое настолько, что врачи дают разрешение ему осторожно двинуться в Санкт-Петербург. Он знал из рассказа сына и других лиц, что император готовит там триумфальную встречу освободителю Италии. В двадцатых числах марта Суворов в последний раз в жизни сел в дорожную карету.

Щадя полуздорового полководца, его неторопливо везли в столицу, и вдруг над головою его разразилась новая гроза: 20 марта в Зимнем дворце Павел I пишет рескрипт, знаменующий начало новой опалы, теперь уже последней в жизни нашего героя: