Владимир Курбатов - Женская логика. (Игры общения и поведения)

Мы, разумеется, не беремся утверждать, что такой мир совершенно неведом мужчинам. О нем высказано много зрелых и глубоких суждений, начиная с анекдотов о женщинах и кончая философскими трактатами. Давайте посмотрим, что же говорится в них...

Средневековый индийский поэт Тирукурал в своих книгах, объединенных общим названием «Любовь», писал:

«Люблю больше всех!» -я однажды воскликнул... Мрачна, «Кого это — всех?» —вопросила она.

Поклюгся: «Люблю до кончины!» Она мне: «Изменник !» Кого ж ты полюбишь в грядущих рожденьях?»

«Я думал сейчас о тебе!» - говорю я. «Вот диво!

А раньше о ком?» — проворчсиш строптиво.

Чихнул я, она разрыдалась, а в голосе злоба:

«Должно быть, тебя вспоминает зазноба?»

Чиханье сдержал я, она -- не добрее ничуть:

«Ты, видно, задумал меня обмануть?»

Пытался утешить ее - только повод для ссоры.

«Ты всех утешаешь,-твердит,-без разбора». Взглянул на нее — вновь обида и слезы рекой:

«Меня ты сравнил, признавайся, с другой».

Уже только эти стихи убеждают в том, что в женщине есть нечто такое, чего мы, мужчины, не понимаем или не принимаем, во всяком случае, то, что мы просто недооцениваем. И это «нечто» не терпит к себе шутовского отношения. Может, не зря предупреждал Козьма Прутков: «Не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны...

Некоторые женские суждения вызывают у мужчин поочередно то оторопь, то досаду и в любом случае формируют у них что-то вроде комплекса растерянности. Его наглядным симптомом и служит стремление объяснить неведомое и непонятное посредством уже ведомых и понятных категорий мужской логики. Отсюда и простое объяснение феномена женской логики как перевернутой мужской логики. С таким объяснением кажется легче жить. Хотя в глубине души любой мужчина понимает, что здесь не все концы с концами сходятся...

Что женщина существо неординарное - об этом не догадывается только совершенно погрязший в самолюбовании идиот. Но при этом практически для всех мужчин (и самых обычных, и самых прозорливых) при проникновении в загадку женщины свойственно до предела упрощать проблему. Точнее сказать, упрощать проблему до уровня собственного понимания (или непонимания). Даже Фридрих Ницше, не будучи в том исключением, писал: «Все в женщине загадка и все в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью... Ты идешь к экенщине,-- продолжал он в трактате «Так говорил Заратустра»,-- не забудь плетку!»

В этом альфа и омега отношения большинства мужчин к женщине, даже если оно отлакировано различными слоями культуры. Но при всем имидже повелителя подобная поза героя явно говорит о его растерянности. Чем же иначе, как не растерянностью, можно объяснить попытку силового решения вопроса.

Итак, существует расхожий стереотип отношений сильного и слабого пола. Но сила всегда прямолинейна. Она обычно избегает всяких ухищрений (как впрочем и правил). Однако, как и все, доведенное до своей противоположности, она превращается в свое отрицание: сила становится слабостью. А слабость, надо полагать, силой... Мужчины всегда кичились своей принадлежностью к сильному полу, возводя в культ мужество, силу, ум, рационализм, свою мужскую «железную» логику. Это, очевидно, мешало им снизойти до женских «слабостей», понять их. И тогда игнорирование и незнание данных «слабостей» привели к тому, что как-то незаметно именно женские «слабости» стали самым слабым местом мужчины.

Действительно, разве изысканная женская противоречивость, парадоксальность и непредсказуемость не вызывают у мужчин чувства обескураженности? По крайней мере, видимо, именно об этом восклицал средневековый корейский поэт Ким Сунжан:

Видят белое, скажут: черно!

Видят черное: слишком бело!

Будь хоть черным, хоть снесено-белым,

Справедливого слова не жди.

После этого немудрено впасть в отчаяние. Во всяком случае разве не растерянность и обескураженность звучат в устах поэта:

Ах, замкнуть бы уши, закрыть глаза,

Ничего не видеть, ничего не слышать!

Приведенные поэтические строки -- речь не мальчика, но мужа. Он понимает: «замкнув у щи и закрыв глаза», от вечного вопроса о том, что есть женщина, никуда не денешься. Разыгрывая роль сильного пола и беря на себя все без исключения тяготы и труды ответственности за слабый, а потому и беззащитный пол, мужчина связывает себя определенными и весьма недвусмысленными обязательствами. Эта вековечная привязанность к женщине, этот джентльменский патронаж» это покровительство слабому полу, естественно, требует своей жертвы. И это не случайно. Женщина всегда была, есть и будет эстетическим идеалом для мужчины. А служение идеалу всегда требует не только службы, но и жертвы. И в этом нет ничего предосудительного. Лишь бы идеал не превратился в идола, а жертва ради идеала — жертвоприношение. Итак, идеал и жертва. Но вот вопрос: какая жертва? Разве что та, что обладая женщиной (по праву, закону или ее собственному желанию), мужчина сам, можно сказать, добровольно попадает в определенную зависимость от ее привычек и прихотей, затей и намерений, слабостей и особенностей, одним словом, попадает в зависимость от женщины, от ее женской природы.