Константин Асмолов - Не только ракеты - путешествие историка в Северную Корею

Третья причинасеверокорейского голода – собственно стихийные бедствия 1995–1997 гг., когда процесс деградации экономики был резко ускорен природными катастрофами. Катаклизмы начались 26 июня 1995 г. Дожди, причем в некоторых регионах за 10 дней выпало более полуметра осадков. К тому времени, когда в середине августа дождь прекратился, полностью погиб урожай, а общий ущерб, причиненный наводнением, был оценен в 15 млрд долларов. По северокорейским данным, было потеряно 1,5 млн тонн зерна, разрушен плодоносный слой на 330 тыс. га земли, а своих домов лишилось 5,4 млн человек. Были повреждены дороги и линии электропередач, а эрозия почвы существенно повредила плодородный слой.

Наводнение 1995 г. может считаться самым большим и самым тяжелым по последствиям в XX в., но на следующий 1996 г. последовало не менее сильное наводнение, а в 1997 г. буйство воды сменилось засухой.

Таким образом, природа нанесла Северной Корее очень тяжелый и комплексный удар.

Во-первых, «сельское хозяйство смыло», и особенно пострадали именно террасы на склонах гор. Не случайно наибольшее количество погибших от голода относится именно к северным горным районам.

Во-вторых, селевые потоки практически уничтожили инфраструктуру транспорта и связи, что породило целый комплекс проблем, связанных с эвакуацией, доставкой продовольствия и т. п.

В-третьих, угольные шахты, снабжающие ТЭЦ топливом, оказались затопленными, наводнение и селевые потоки повредили оборудование ГЭС, а последующая засуха фактически лишила страну источников гидроэнергии.

Добавим к этому облысение гор, связанное с тем, что когда возникла большая проблема с топливом, и на растопку собирали даже опавшие листья, леса начали массово вырубать [96].

Итак, Северная Корея пережила серьезный удар (сравнение с блокадным Ленинградом в целом корректно) и не имела возможности самостоятельно с ним справиться. В обычной ситуации такие гуманитарные катастрофы разрешаются с помощью международного сообщества, но в случае с Северной Кореей к ситуации снова примешался идеологический фактор. Ведь стихийные бедствия в странах Дальнего Востока традиционно воспринимаются как признак недовольства Неба текущей властью. К тому же, в Северной Корее был формальный период безвременья, когда Ким Чен Ир «соблюдал трехлетний траур по отцу». Не забудем и то, что к моменту смерти Ким Ир Сена Ким Чен Ир воспринимался многими экспертами как малокомпетентный плейбой, который, скорее всего, не сумеет удержать власть в таких сложных условиях.

Оттого многие полагали, что Северная Корея в ближайшее время развалится сама. А значит, особенно сильно помогать ей не стоит. В первую очередь так себя вела Южная Корея. Сначала она пафосно анонсировала программу помощи (несмотря на то, что реальный объем помощи из РК был невелик [97]и в основном собирался стараниями неправительственных организаций), выставив, однако, неприемлемые условия, которые де-факто были вмешательством во внутреннюю политику страны, а когда Пхеньян отказался принять их, начала лоббировать экономические санкции против Северной Кореи и прекращение любых продовольственных поставок туда.

Расчет был таков: «Чем хуже, тем лучше». Один из представителей южнокорейских консерваторов, занимавший впоследствии солидный дипломатический пост, открытым текстом говорил автору, что, стремясь ограничить поток продовольственной помощи Пхеньяну, они преследовали конкретную политическую цель. В условиях кризиса северокорейские массы должны начать выступать против режима, который «бросил их на произвол судьбы», и если грамотно раскачать эту лодку, то коммунистическое государство на Севере рухнет. Тогда объединение нации, по его мнению, могло состояться до конца срока правления Ким Ён Сама, который вошел бы в историю не только как первый гражданский президент, но и как «сокрушитель КНДР» (неважно, какой ценой). Так что деятельность определенных кругов в РК и сознательное неоказание помощи можно смело назвать четвертой причиной голода.

На подобную стратегию наложились и некоторые тактические ошибки северокорейского правительства. КНДР не впускала в страну представителей НГО, которые знали корейский язык, могли свободно ориентироваться в ситуации и наблюдать за распределением помощи. Северокорейские власти видели в этом потенциальную шпионскую активность и ставили такой деятельности максимум препятствий. Между тем иностранцы расценили такие препоны как признак того, что помощь расходуют нецелевым образом и пытаются это скрыть. Следствием явился пакет слухов о том, что большая часть помощи идет на нужды партии и армии и не доходит до простого населения, хотя, поданным серьезных западных экспертов, подобного расхищения помощи не было [98].