Кассия Сен-Клер - Тайная жизнь цвета [litres]

К тому времени подобная заявка могла вызвать недоуменные комментарии, но мумии веками выкапывали и пускали в дело для самых разных надобностей без особого шума. Мумификация была обычной погребальной практикой в Египте на протяжении 3000 лет. Внутренние органы изымались, после чего тело обмывали и умащивали сложной смесью пряностей с консервантами: пчелиным воском, смолами, асфальтом, древесными опилками и т. д. [670]. И хотя мумии могли быть ценны сами по себе – особенно те, что принадлежали к богатым и знатным (между бинтами, которыми в несколько слоев обматывали мумии, помещали золото, украшения и драгоценные амулеты [671]), – копатели могил в основном охотились за другим: за битумом.

По-персидски битум – мум, или мумийа , и это (вкупе с темным цветом мумифицированных останков) способствовало устойчивому представлению о том, что все мумии содержат эту драгоценную субстанцию [672]. Битум – и мумии – использовался в медицине с I века н. э. Порошок смолотых мумий – mummia – применяли наружно или растворяли в микстурах; казалось, что нет такой болезни, которую он не мог излечить. Плиний рекомендовали применять его для чистки зубов; Фрэнсис Бэкон – для остановки кровотечения; Роберт Бойль [673]– для сведения синяков, а зять Шекспира Джон Холл при помощи порошка из мумий пытался лечить эпилепсию. Екатерина Медичи была ревностной приверженкой этого снадобья, как и король Франции Франциск I, постоянно носивший с собой маленький кошель с порошком из мумии и ревеневого корня [674].

Торговля процветала. Джон Сэндерсон, агент импортно-экспортной Turkey Company, живописал экспедицию по добыче мумий в 1586 году:

Мы спустились вниз на веревках, как в колодец, воск с горящих свечей обжигал нам руки – и вот мы идем по телам самых разных форм и размеров… они не издают никакого зловония… Я разломал несколько тел в разных местах, чтобы посмотреть, как плоть превратилась в снадобье, и прихватил с собой разнообразные головы, руки, ноги и ступни [675].

Г-н Сэндерсон вернулся в Европу с одной целиковой мумией и набором разнообразных частей общим весом в 600 фунтов (ок. 272 кг) для пополнения запасов лондонских аптек [676]. Спрос, однако, далеко превышал предложение, и записи того времени часто свидетельствуют о том, что требуемые ингредиенты мумий на скорую руку заменяли подходящими «запчастями» из тел рабов и преступников. Во время поездки в Александрию в 1564 году врач короля Наварры беседовал с одним из продавцов мумий, и тот признался, что за прошедшие четыре года он «произвел» штук 40 мумий своими руками [677].

Насыщенный цветом коричневый порошок быстро оказался и на палитрах художников – и это неудивительно, поскольку аптеки в те времена занимались и торговлей пигментами. Этот оттенок так и назвали – «мумия». Был он известен также и как «египетский коричневый», и как Caput mortum («голова мертвеца»). Для получения краски порошок обычно смешивали с олифой и янтарным лаком. Эта краска оставалась в арсенале живописцев с XII по XX век [678]. Она была настолько популярна среди художников, что один парижский магазин не без самоиронии, вероятно, назвался À la Momie («У мумии»). Эжен Делакруа использовал эту краску, когда писал «Салон де ла Пэ» в ратуше Отель-де-Виль; его соотечественник Мартен Дроллинг также отдавал ей дожное, как и британский портретист сэр Уильям Бичи [679].

Вопрос о том, какие именно части мумий нужно использовать для получения лучших, наиболее насыщенных тонов коричневого – его рекомендовалось использовать в качестве лессировки для передачи прозрачных теней и оттенков цвета кожи, – оставался спорным. Некоторые предлагали ограничиться только мускулами и плотью, другие считали, что кости и даже бинты также нужно перемалывать, чтобы извлечь все лучшее из этого «очаровательного пигмента» [680].

Однако постепенно, к концу XIX века, поставки мумий – как аутентичных, так и фальшивых – сократились. Художникам начало надоедать постоянство и завершенность этого пигмента, а его происхождение вызывало все бо́льшую брезгливость [681]. Художник-прерафаэлит Эдвард Бёрн-Джонс не догадывался о связи между «коричневой мумией» и реальными мумиями до тех пор, пока за ланчем в 1881 году его приятель не поведал, что только что видел, как на одном из москательных магазинов мумию размалывали для того, чтобы сделать из нее краску. Бёрн-Джонс настолько ужаснулся услышанным, что бросился в свою студию, схватил тюбик «коричневой мумии» и «заставил похоронить его тут же, на месте» [682]. Эта сцена произвела глубочайшее впечатление на подростка по имени Редьярд Киплинг, который приходился племянником жене Бёрн-Джонса и также присутствовал на ланче. «До сих пор, – писал он годы спустя, – я могу очертить лопатой то место, где захоронен тюбик, с точностью до фута» [683].