Ольга Сидорова - Современная литература Великобритании и контакты культур

Строго в традиции своих ранних университетских романов Д. Лодж включает в текст произведения научные термины, дискуссии и даже эссе, написанное аспиранткой, на тему стилистических особенностей предсмертных записок самоубийц. Невозможно не отметить самоиронию автора, когда Десмонд говорит, обращаясь к своему бывшему коллеге:

Меня не удивит, если вскоре мы оба появимся – н емного в завуалированном виде – в каком‐нибудь университетском романе [Lodge, p. 166].

Кроме того, рассуждая в дневнике о глухоте, Десмонд пишет своеобразное эссе о творцах, потерявших слух (Гойя, Бетховен и др.), о теме глухоты в мировом искусстве, которая неизменно связана с темой смерти и одновременно с темой комической глухоты. Особенно явно эти мотивы реализуются в главе 16 – е динственной из всех глав романа, имеющей заголовок. Этот заголовок Deaf in the Af t ernoon является парафразом заглавия книги Э. Хэмингуэя Death in the Afe t rnoon , но, с другой стороны, предваряет одну из самых смешных глав романа, в которой Десмонд попадает в целый ряд комических ситуаций, вызванных его глухотой.

В тексте романа в очередной раз автор виртуозно использует широкий набор средств создания комического, который так любят его читатели. Комическое в романе Д. Лоджа проявляется на всех уровнях идейно‐эстетической системы произведения, начиная с заголовка. Сама частичная глухота главного героя неоднократно дает автору возможность посмеяться над нелепыми ситуациями, в которые неизменно попадает его герой, недослышав фразу или неверно поняв собеседника. Подчеркивая комические аспекты своей глухоты, он провозглашает:

Deafness is comic, as blindness is tragic… Culturally, symbolically, they are antithetical. Tragic versus comic. Poetic versus prosaic. Sublime verses ridiculous [Lodge, p. 14].

Кроме языкового и ситуативногого юмора, в романе присутствуют элементы традиционной социальной комедии положений, например, в эпизодах общения отца Десмонда с его аристократическими родственниками со стороны жены. Продолжая традиции предыдущих романов, автор не обходит вниманием и сексуальную сторону жизни героев, и их узнаваемые человеческие слабости, и многое другое.

Элементы автобиографизма, свойственные многим романам Д. Лоджа, также присутствуют в романе Deaf Sentence , о чем автор прямо заявляет в послесловии ( Acknowledgenemts ):

The narrator’s deafness and his Dad have their sources in my own experience, but the other characters in this novel are fc i tional creations [Ibid., p. 308].

Любопытно, что на вопрос интервьюера о том, почему город и университет в романе не названы, автор отвечает:

Я действительно думал снова сделать Раммидж местом действия романа, но именно потому, что в тексте есть узнаваемый биографический слой, мне не захотелось поощрять читателей и заставлять их думать, что все, что в нем происходит, автобиографично. Это неизменно произошло бы в том случае, если бы я поместил события в Раммидже, несколько завуалированном варианте Бирмингема, где, как всем известно, я много лет преподавал и где живу, уйдя на пенсию [Gaberel‐Payen].

С другой стороны, налицо явное отличие романа, которое отделяет его от других произведений Д. Лоджа того же жанра: герой, а вместе с ним и читатель произведения впервые лицом к лицу сталкиваются с экзистенциальными проблемами человеческого бытия. Тема смерти, которая в предыдущих романах находилась на периферии сюжета или служила источником его движения (например, в романе «Хорошая работа» Робин получает наследство умершего в Австралии дальнего родственника, которого она лично не знала), никогда не становилась предметом изображения или объектом для переосмысления жизни героев. Напротив, в художественном мире романа Deaf Sentence смерти близких людей и их предсмертное состояние (первой жены – в воспоминаниях героя, отца – в тексте произведения) становятся для Десмонда испытаниями на прочность, пройдя через которые, он обретает силы и мужество жить дальше – не случайно в день смерти отца он узнает о рождении внучки. Размышления героя о цене человеческой жизни выходят далеко за рамки личных переживаний, и особенно очевидным это становится в эпизоде посещения им Освенцима во время поездки в Краков по линии Британского совета:

I experienced this place of desolation in a way I knew I would never forget. …As I moved deeper and deeper into the camp, as the natural light faded, darkness fell, and the temperature dropped to zero, there were fewer and fewer of them (visitors) visible, the sounds of their voices ceased, and eventually it seemed to me that I was all alone. Normally in such a situation I would have removed my hearing aid to give my ears some relief; but I kept the earpieces in, because I wanted to her the silence, a silence broken only by the crunch of my shoes on the frozen snow, the occasional sound of a dog barking in the distance, and the mournful whistle of a train [Lodge, p. 269–270].