Абдурахман Авторханов - От Андропова к Горбачёву

Горбачев говорил вот об этом ленинском «продналоге», ставшем первым шагом к НЭПу. Применительно к новым условиям в сельском хозяйстве генсек растолковал ленинские идеи о «продналоге» так: «Колхозам и совхозам намечается устанавливать твердые по годам пятилетки планы закупок продукции, которые не будут изменяться. Одновременно им предоставляется возможность все полученное сверх плана, а по картофелю, плодам, овощам — значительную часть плановой продукции использовать по своему усмотрению (продавать на колхозном рынке, использовать для других нужд, в том числе для личного подсобного хозяйства)». Очень важно и такое дополнение: «Широкое распространение получит подряд и аккордная система на уровне бригады, звена, семьи с закреплением за ними на договорный срок средств производства, включая землю». Эту часть своего доклада Горбачев заключил словами: «Возможности для инициативы и предприимчества открываются большие… Условия хозяйствования на селе кардинально меняются».

В этой новой конституции в сельскохозяйственной политике явно видны контуры китайского НЭПа. Горбачев коснулся также перманентного дефицита по снабжению, как и скандального состояния сферы обслуживания бытовых нужд народа. Здесь он тоже сказал нечто новое: «Надо внимательно рассмотреть предложения об упорядочении индивидуально-трудовой деятельности… Общество от этого только выиграет». Общий вывод Горбачева по данному вопросу заслуживает того, чтобы его написали аршинными буквами на каждом советском заборе: он сказал, что из всего намеченного им плана ничего не получится, «если мы не сумеем насытить рынок разнообразными товарами и услугами». Советский рынок периода НЭПа именно был таким. Горбачев лучше нас осведомлен, как глубоко чужд и враждебен его план «радикальных перемен» всей партийной и государственной бюрократии, для которой весь пройденный до сих пор путь священен, а политика сталинской партии на этом пути для нее всегда была и остается непогрешимой. Горбачев рискует вступить в конфликт с этой бюрократией, когда заявляет: «Партия может успешно решать новые задачи, если сама находится в непрерывном развитии, свободна от комплекса "непогрешимости”». Тут Горбачев своим свидетелем вновь выдвигает самого Ленина: «Когда обстановка изменилась и мы должны решать задачи другого рода, то здесь нельзя смотреть назад и пытаться решить их вчерашним приемом. Не пытайтесь — не решите!». Съезд не принял концепции Горбачева о «радикальной реформе». Выступая на съезде, ни слова о реформах не сказал тот, кто впервые употребил этот термин — Чебриков. Его не употребил и ни один из выступавших в прениях ораторов, в том числе и члены Политбюро и Секретариата ЦК. В пространной резолюции съезда по докладу Горбачева также нет ни слова о реформах. Сам ближайший единомышленник генсека — председатель Совета министров СССР Н. И. Рыжков в своем экономическом докладе не только избег этого сакраментального выражения буржуазной политической философии, но, наоборот, сообщил «идеологам буржуазии», что Кремль и впредь будет «укреплять и совершенствовать централизованное плановое руководство экономикой… В этом вопросе очевидно, что мы не оправдали, да и никогда не оправдаем надежды буржуазных идеологов». («Правда», 4.03.1986).

Рыжков ошибается, «Буржуазным идеологам» и самой буржуазии более выгодно, чтобы Советский Союз навсегда остался «развивающейся страной», как источник сырья и рынок сбыта для ее товаров. Ничего мировая буржуазия так не боится, как буржуазных реформ в СССР. Эта гигантская страна с ее талантливыми народами и величайшими природными богатствами, будучи освобождена реформами от догматических оков коммунизма, явилась бы для мировой буржуазии опаснейшим конкурентом на мировом рынке. Здесь интересы коммунистических догматиков и «буржуазных идеологов» идут рука об руку.

Вскоре после назначения Горбачева генсеком Громыко выразился: «Мы выбрали человека, но не программу». Эти загадочные слова, сказанные где-то мимоходом, очень быстро стали сбываться в том смысле, который едва ли придавал им сам Громыко — новый генсек приступил к осуществлению непредусмотренной интенсивной чистки против тех, кто «единодушно» выбрал его, но не его программу чистки против самих себя. Меньше всего думал о чистке и Громыко, рекомендуя Горбачева на пост генсека, сам тоже ставший в какой-то мере ее «почетной» жертвой. Со стороны никого не удивляло, что Горбачев чистит партийно-государственный аппарат от дряхлой и неработоспособной олигархии, но явное недоумение вызывала лишь бесцеремонность, с какой новый генсек выкидывает старые кадры, не объявляя им благодарность за долгую службу и не сообщая партии и народу, в чем они провинились, хотя в печати усиленно проповедовали лозунг нового генсека — «За широкую гласность». Многие знали, что единственная сила, которая в этой чистке стоит за спиной генсека, — это КГБ. Но люди знали и другое. Если КГБ дадут волю чистить, то не исключена опасность, что партийная чистка может перерасти во всеобщую духовную и физическую инквизицию, как это было во время Сталина. Это путало всех: и олигархию, и партию, и народ. Один из старых большевиков сталинской выучки накануне съезда опубликовал в «Правде» письмо, требуя даже восстановления в уставе партии его сталинского параграфа о периодических чистках. Совершенно необъяснимой оставалась и легкость, с которой удавалось проводить чистку, точно так же, как невозможно было понять и видимую безропотность ее жертв. Кто же эти жертвы? Кого ведут на политический эшафот? Они верхи партии — еще вчера всесильные, всем известные, многократные орденоносцы, герои социалистического труда — первые секретари партии, министры, члены ЦК, его Секретариата и Политбюро. И вот, никто из них не говорит генсеку хотя бы в припадке отчаяния: «Я эту власть строил и ее защищал, когда ты еще под столом бегал. Караул! Протестую!!» Ведь теперь не сталинские времена. Можно протестовать и даже не признавать себя виновным. Видимо, партийные вельможи лишены таких «привилегий» из-за намордника, который они сами надели на себя под названием «железной дисциплины» партии.