Рахул Джандиал - Нейрофитнес. Рекомендации нейрохирурга для улучшения работы мозга

В то утро в операционной кроме меня присутствовали второй нейрохирург, чтобы ассистировать, три операционные медсестры, анестезиолог и электрофизиолог. Как в свое время Дельгадо, мы сначала поместили на голову Рэймонда стереотаксический аппарат. Он требовался нам по двум причинам: во-первых, чтобы сформировать наружную координатную сетку для точной трехмерной карты мозга, когда пациент будет помещен в МРТ-аппарат; во-вторых, чтобы в ходе операции голова оставалась неподвижной.

Для крепления стереотаксического аппарата анестезиолог сделал местное обезболивание в четырех точках на голове Рэймонда: в двух на лбу над каждым глазом и в паре на затылке. Затем я приставил к голове аппарат так, чтобы четыре его фиксирующих винта упирались в эти точки, и начал закручивать винты, пока они не захватили череп в плотные тиски. Выглядело это, прямо скажем, форменным варварством, хотя пациенты говорили, что процедура эта скорее пугающая, а не болезненная. Затем мы повезли каталку с Рэймондом на МРТ, чтобы сделать 3D-снимки его мозга внутри координатной сети стереотаксического аппарата, и вернулись в операционную. Я вывел МРТ-снимки на компьютер и выбрал в качестве целей правое и левое субталамические ядра. К ним трудно подобраться ввиду их малого размера и отсутствия неподвижных центров. Мы избрали самые безопасные маршруты длиной восемь-девять сантиметров к глубоко залегающим кластерам серого вещества, управляющего нашими инстинктами и наклонностями, и постарались, насколько это было возможно, по пути к целям избегать чувствительных областей мозга.

Определившись с маршрутом доступа, я уже точно знал, в каких точках волосистой части головы Рэймонда выбрить две маленькие плешки. Затем сделал два С-образных разреза и в каждом раздвинул кожу головы, обнажая черепную кость. Высверлил два круглых отверстия диаметром примерно 2,5 см и выпилил два костных диска диаметром 4 см.

Дальше следовало спланировать траекторию, начиная с левой половины мозга. Я поместил подставку для введения электродов непосредственно в том месте, где, как я решил, проводок должен войти в мозг. Внешне эта подставка напоминает миниатюрную бурильную платформу, и, как только я закрепил ее, она погрузила электрод в мозг.

Если судить по составленной в ходе МРТ топографической карте мозга, электрод расположился максимально близко к субталамическому ядру; только нейрохирургия не оперирует понятием «близко», особенно при такого рода операциях, где и миллиметр имеет значение. Нам требовалось попасть электродом точно в субталамическое ядро.

Эстафету принял электрофизиолог, наш соратник при картировании мозга, который и должен был подтвердить, попали ли мы в самую точку. Используя электроды в качестве микрофонов, он прослушивал шумы, которые создавала активность близлежащих нейронов, выведя их на динамики компьютера. А мы просто стояли и слушали. Большинству людей доносившиеся из динамиков шумы напоминали бы статические помехи при плохой телефонной связи. Но не нашему электрофизиологу: уж он-то натренировался различать уникальные звуковые шаблоны, производимые каждым кластером нейронов, как птицелов всегда отличит трель щегла от чириканья белоглазого виреона [132].

– Заглуби на миллиметр, – скомандовал он мне.

Я подрегулировал «платформу», чтобы электрод вошел в мозг Рэймонда на десятую долю сантиметра глубже. Рисунок потрескивания из динамиков не изменился.

– Еще.

Потом еще раза три мы по чуть-чуть углублялись в мозг. Тогда уже и я смог различать, как меняется звуковой шаблон статических помех. То была своего рода нейроазбука Морзе.

– Ага, вот теперь в яблочко, – сказал электрофизиолог.

Примерно час спустя, когда и второй электрод был помещен «в самое яблочко», то есть точно в правое субталамическое ядро, я снял металлический венец с головы Рэймонда, вернул на место костные лоскуты и наложил на разрезы в коже головы стежки рассасывающимися шовными нитями.

Около четырех часов дня, когда моя смена закончилась, решил навестить нашего пациента. Но прежде чем увидеть, я услышал его. Мужчина рыдал в три ручья.

– Рэймонд, вы в порядке? – спросил я.

– Лучше, – проговорил тот сквозь рыдания. – Тревожусь уже намного меньше.

– А почему же вы плачете?

– Ей-богу, док, мне уже лучше на самом деле, даже совсем хорошо, только вот слезы льются, как из дырявого крана, а завернуть его не получается.

Неконтролируемые рыдания известны как довольно редкое осложнение после DBS. К другим возможным (хотя и редким) побочным эффектам относятся гиперсексуальность, апатия, депрессия, галлюцинации, резкое падение умственных способностей и даже эйфория.