Дэвид Бирн - Как работает музыка

На древнем Дальнем Востоке также считалось, что звук играет существенную роль в формировании Вселенной. В тантрическом буддизме существует «звучащий» эфир, называемый акаша, и из этого эфира исходят изначальные вибрации. Акаша самовоспроизводится – он не возник из чего-то другого, он сам себя создал. Но согласно тантрической философии, этот космический звук, который иногда называют нада брахма, на самом деле исходит от вибраций, которые происходят, когда Шива и Шакти занимаются сексом. L

Этот звук называют космическим оргазмом, и из него образовалась вся материальная Вселенная. Чуть более ста лет назад мадам Блаватская, разработавшая мистическую систему под названием теософия, которая некоторое время была очень популярна, назвала этот звук «беззвучным звуком» или «голосом безмолвия». Сдержанный, молчаливый, истинный, эзотерический и важный.

Идея о том, что вибрации пронизывают все, бесспорна – не обязательно быть тантрическим буддистом или акустиком, чтобы с ней согласиться. Диаграммы Венна, содержащие спиритические идеи, религиозные мифы и то, что мы считаем научным фактом, действительно пересекаются. Молекулы вибрируют со скоростью сто раз в секунду, атомы быстрее. Эти вибрации производят то, что можно было бы считать звуком, хотя этот звук мы не можем услышать. Композитор Джон Кейдж говорил:

Посмотри на эту пепельницу. Она находится в состоянии вибрации. Мы в этом уверены, и физик может нам это доказать. Но мы не можем слышать эти вибрации… было бы чрезвычайно интересно поместить ее в маленькую камеру без эха и слушать на подходящей звуковой системе. Объект станет процессом; мы откроем… смысл природы через музыку объектов [131] “Ether Ore: Mining Vibrations in American Modernist Music,” by Douglas Kahn, in Hearing Cultures: Essays on Sound, Listening and Modernity, Veit Erlmann, ed., Berg Publishers, 2004, p.127. .

Ни одна из этих древних теорий на самом деле не объясняет, почему мы тяготеем к определенным гармониям, если не считать за объяснение «Так сделал Бог – и точка». Однако в нашем мире, где мало веры, мы просим доказательств.

Вопрос, таким образом, заключается не только в том, почему нам нравятся определенные гармонии, но и в том, имеет ли наше наслаждение музыкой, наша способность к эмоциональному отклику на определенную последовательность звуков какую-то неврологическую основу? С эволюционной точки зрения дает ли наслаждение музыкой какое-либо преимущество? Имеет ли музыка какое-либо действительно практическое применение, или это просто багаж, который мы тащим за собой, адаптируясь к этому миру? Палеонтологи Стивен Гулд и Ричард Левонтин написали в 1979 году статью, в которой утверждали, что некоторые из наших навыков и способностей могут быть похожи на пазухи свода – архитектурные пространства рядом с изгибом арки в зданиях – детали, которые изначально не были спроектированы как автономные объекты, но которые появились в результате других, более практичных элементов вокруг них.

Лингвист Ноам Хомский предположил, что язык сам по себе может быть эволюционной «пазухой»: способность формировать предложения, возможно, появилась не как таковая, но стала побочным продуктом какого-то другого, более прагматичного эволюционного навыка. С этой точки зрения многие виды искусства развивались «побочно» при формировании других, более прозаических качеств и познавательных способностей.

Дейл Пурвес, профессор Университета Дьюка, изучал этот вопрос со своими коллегами Дэвидом Шварцем и Кэтрин Хоу, и они полагают, что нашли некоторые ответы. Сначала они описывают общий расклад: почти каждая культура использует двенадцать нот. От одной ноты ля до другой, на октаву выше, как правило, двенадцать нот. Это не совсем гаммы, на пианино это были бы все черные и белые клавиши в одной октаве (в гаммах, как правило, нот меньше, чем двенадцать). Есть миллиарды возможных способов разделить приращения от ля до ля – и все же мы начнем с привычных двенадцати нот.

В традиционной китайской музыке и американской фолк-музыке обычно используются только пять из этих двенадцати нот. То же наблюдается и в арабской музыке. Западная классическая музыка использует семь из двенадцати доступных нот (восьмая нота западной гаммы дает октаву). В 1921 году композитор Арнольд Шёнберг предложил систему, которая позволила бы «демократизировать» музыкальное произведение. В этой двенадцатитоновой музыке ни одна нота не считается более важной, чем любая другая. Это действительно кажется справедливым и демократическим подходом, но люди часто называют музыку, использующую эту систему, диссонирующей, сложной и резкой. Диссонансные звуки могут быть сильнодействующими – либо для создания жуткого эффекта, либо для вызова космических или темных сил, как в работах Мессиана (например, «Квартет на конец времени») или Лигети (его композиция «Атмосферы» используется в психоделической последовательности из фильма «2001 год: Космическая одиссея»). Но по большому счету демократические двенадцатитоновые произведения не были так уж популярны, равно как и импровизационный фри-джаз, впервые созданный Орнеттом Коулманом и Джоном Колтрейном в его поздний период. Это «освобождение» стало для многих композиторов догмой – просто новым, более причудливым видом тюрьмы.