Роберт Бирн - Небоскреб

Для Эдвина Лестера поездка на Манхэттен в его последнее утро на этой земле была не более неприятной, чем в любое другое. Он уцепился за металлическую скобу в противно дребезжащем, вихляющемся из стороны в сторону вагоне подземки, битком набитом людьми, которых он не знал и не желал знать. Глаза его, как обычно, глядели в одну точку, сознание отключилось. Приятно было сознавать, что он одет со вкусом. Ему нравилось считать себя самым изысканно одетым бухгалтером во всем Нью-Йорке. Даже его полосатая нижняя рубашка из хлопка и боксерские трусики были свежевыстираны и выглажены. Но этот нюанс его туалета впоследствии в морге должным образом не оценят.

Поезд, вздрогнув, остановился.

– Это Пятидесятая? – спросил он, наклонив голову к газете какой-то женщины и скосив взгляд на тусклые, немытые окна.

– Да, – ответила женщина, выдергивая газету из-под его подбородка. Если вы слепой, то где ваша тросточка?

Вместе со всем этим стадом людей Эдвин Лестер торопливо пересек платформу, прошел через выпускные воротца и поспешил вверх по бетонным ступеням. Он старался не дышать, поскольку ароматы на станции «50-я улица» были не самыми изысканными в списке новых отравляющих веществ. Оказавшись на тротуаре, он пригнул голову и с усилием двинулся через 8-ю авеню, борясь с пронизывающим западным ветром. В подземке не произошло аварии, в его карманы никто не забрался, никто ничего не нарисовал на его пальто и не высморкался на него. Еще несколько минут бдительности – и он будет в безопасности, в своем кабинете на 60-м этаже здания Залияна. Он был рад, что ему не пришлоcь идти с западной стороны через всю площадь ведь там ветер всегда был куда сильнее.

Площадь Залияна представляла собой пустынное пространство, протянувшееся между 49-й и 50-й улицами, захватывая значительную часть 8-й и 9-й авеню. Все работавшие в этом районе знали, что главной проблемой было отсутствие каких-либо препятствий для ветра, хотя архитектор здания и отрицал это. Когда порывы ветра в любых других районах города достигали вполне сносного уровня в двадцать миль в час, на площади Залияна они могли быть вдвое сильнее и вполне достаточными для того, чтобы сбить с ног неопытного пешехода. В завываниях ветров, налетавших с Гудзона, через городские ущелья западной части Манхэттена, казалось, появлялись тревожные нотки, когда они добирались до пустынной площадки, которая когда-то была площадью Мэдисон-Сквер-Гарден. Обтекая высотное здание, строящееся в конце квартала на 9-й авеню, ветры соединялись снова и, не встречая препятствий, мчались наперегонки через площадь, словно тут у них был обводной канал. Они вздымали тучи пыли и песка порой метров на тридцать в высоту, создавая этакие миниатюрные смерчи-торнадо из бумажных стаканчиков и оберток от сандвичей. Служащие конторы Залияна соглашались,что необходимо как-то рассечь этот ветер, ослабить его, может быть, полосой деревьев или какой-нибудь стеной. Каменных скамеек для этого было явно недостаточно. Широкие углубленные ступени, спускающиеся вниз, к фонтану, могли служить определенным убежищем, если только сам фонтан был отключен; если же он работал, сооружение напоминало автомобильную мойку. Этот район был особенно опасен зимой, асфальт обледеневал. Чтобы добраться до работы, служащим приходилось проделывать настоящие акробатические трюки. Около года назад кто-то рассылал повсюду петиции, призывавшие к сооружению перил поперек площади, но из этого так ничего и не вышло. Архитектор отверг эту идею как профанацию его замысла.

Здание Залияна стояло в северо-восточном углу этого участка, как бы стараясь по возможности потеснее прижаться к более фешенебельным кварталам центральной части города. Чередование вертикальных гранитных полос с такими же полосами затемненного под цвет бронзы стекла создавало довольно впечатляющее зрелище. Если не считать маленьких балкончиков на уровне третьего этажа, все четыре стены, резко уходящие ввысь от горизонтали улицы к пирамидальной крыше на 66-м этаже, не имели ни одного украшения. В сообщениях печати этот замысел называли «освежающе целомудренным», «мощной оптимистической заявкой на будущее города». Это было стройное, «дерзостно стройное», бросающееся в глаза здание, ледяным пиком вонзающееся в небо Нью-Йорка. Можно было легко представить, как Арам Залиян смотрит на восток из своего кабинетного комплекса под самой крышей, довольный тем, что находится на одном уровне со зданием Экксона, Рокфеллеровским центром, башней Трэмпа и такими давними «оптимистическими заявками», как здания Крайслера и Эмпайр-стэйт.